ПОМНИМ. 16 июня поэту Виталию Бакалдину исполнилось бы 90 лет…
Впервые увидела Виталия Борисовича Бакалдина в 1958 году. Его жена, умница и красавица Евгения Владимировна, с пятого по одиннадцатый класс учила нас русскому и литературе. Наша 42-я школа в то время располагалась на улице Северной, в конце улицы Кирова. Учителя называли наш класс «гвардейским», чем мы безмерно гордились.

Виталий Борисович иногда приходил к нам в школу на внеклассные занятия, ярко и эмоционально читал свои стихи, рассказывал о своих встречах с известными людьми. И хотя это было почти шестьдесят лет назад, я совершенно ясно помню, как впервые он пришел к нам, оживленный, энергичный и молодой. Огляделся и, взглянув на портрет Пушкина над школьной доской, ошарашил нас вопросом:

— Вы знаете, что ни один портрет Пушкина не соответствует его настоящей внешности? Как вы думаете, какого цвета у него были волосы?

— Черные!

— А вот и нет! У него были золотистые волосы и синие глаза!

Он сообщил об этом так убедительно, будто сам только что видел живого поэта.

А каким был сам Бакалдин? Вспоминая его, я невольно думаю, что фотографии и портреты тоже не дают точного представления о его внешности. Его надо было видеть вживую, в движении… От него исходило какое-то непостижимое обаяние. Он был среднего роста, худощавый, густые, непослушные темные волосы постоянно рассыпались, и он поправлял их рукой. Но особенно запомнились его большие умные глаза, которые излучали живое тепло.

В пору нашего близкого знакомства Виталий Борисович работал в редакции «Вольной Кубани» и редактировал ее дочернее издание — газету «Литературная Кубань». Ее особенно любили люди творческие. Газета выходила два раза в месяц, была большого формата, и Виталий Борисович взял меня в добровольные помощники. Это были счастливые дни. Мы читали рукописи и письма, которые со всего края присылали читатели. Как он радовался, когда среди многочисленных любительских творений вдруг находил то, что называл настоящей литературой!

В кабинете Виталия Борисовича постоянно находились посетители: сотрудники редакции, друзья, маститые литераторы и никому не известные авторы… Зайдя по делу, они задерживались, слушая удивительные рассказы из его жизни, из истории нашего края, а то и просто анекдоты, которые он исполнял блистательно, как настоящий артист. Рассказывал он, как до войны в их гостеприимный дом запросто приходили люди, ставшие теперь историческими личностями, — Жлоба, Сорокин, Хакурате…

Бакалдин рос и взрослел вместе со своим городом, и, чтобы писать о Краснодаре, ему не нужны были никакие краеведческие справочники:

Для нехитрого мотива

без особенных затей

мне не нужно ни архива,

ни профессорских статей…

Пятнадцатилетним подростком он пережил фашистскую оккупацию. Впечатления о войне навсегда врезались в его память и впоследствии воплотились во множество стихов. Среди них — «Краснодарская быль» о юных героях, которые, «не успев принять святой присяги», стояли насмерть за свой город наравне с горсткой взрослых бойцов. Трое суток краснодарские школьники держали оборону, и многие навеки остались лежать «поклассно и пошкольно» на подступах к Краснодару, не сделав ни шагу назад.

Бакалдин постоянно возвращался к военной теме. «Сентябрь сорок второго в Краснодаре», «Октябрь сорок второго в Краснодаре», «12 февраля 1943 года» — даже сами названия звучат как памятные записи в дневнике.

Как-то Бакалдин рассказал, что в 1943 году пришлось ему вместе с другими мальчишками мыть полы в доме возле Краснодарского аэродрома. После бегства немцев это здание готовилось под казарму. А при фашистах там допрашивали и пытали пленных. На одной стене сохранилась надпись, полная муки, словно предсмертный крик: «Чует дивчина, як я страдаю!». Юноша не назвал имени любимой, чтобы не подвергать ее опасности… Сколько лет прошло, но эти слова Бакалдин не мог забыть, они саднили его душу. И вот родилась «Баллада», где есть такие слова:

И мальчишку — меня поразила

сердце рвущая криком своим

веры той святоносная сила,

что незримо любимая с ним!

В мире место и аду и раю…

Что не вспомнится с жизнью вдвоем!

«Чует дивчина, як я страдаю» —

обрывается в сердце моем.

Иногда мне случалось провожать Виталия Борисовича домой. По пути он рассказывал об истории домов, улиц и скверов, о том, что там было до войны и как эти места связаны с его жизнью. Не без гордости показывал и знаменитую «Бакалдинку» — так в шутку называли ресторан в гостинице «Кубань», где находилось место встреч краснодарских поэтов и писателей.

Он дружил со многими выдающимися людьми, не только литераторами, но и музыкантами, художниками, режиссерами. Рассказывал, что Григорий Федорович Пономаренко переехал из Волгограда в Краснодар не без его активного участия. Бакалдин так захватывающе описал композитору жизнь на Кубани, что тот решил поселиться в нашем городе. Конечно, они подружились и долгое время плодотворно сотрудничали. Пономаренко мечтал сочинить песню на стихи Бакалдина, которая бы стала визитной карточкой города. Но превзойти «Краснодарский вальс» (муз. Григория Рывкина) ему так и не удалось…

В бывшем Дворце пионеров, который сейчас имеет длинное название «Центр творческого развития и гуманитарного образования», Виталий Борисович вел детскую поэтическую студию «Лукоморье». Занятия проходили в комнате-музее кубанской пионерии. В мягких креслах уютно и удобно устраивались мальчики и девочки лет 14—15 и читали свои произведения. Виталий Борисович никогда не делал скидки на возраст, если ему что-то не нравилось, но ребята не обижались. Они были серьезны, показывая всем своим видом, что пришли сюда не шутки шутить. Бакалдин никогда не учил, «как надо писать», а объяснял, «как не надо писать», и часто повторял: «В поэте главное — мировоззрение. Если ты не знаешь, что для тебя главное, ты не поэт».

Для него самого главным была его Родина, которой он был предан самозабвенно. Самое большое разочарование в его жизни связано с распадом Советского Союза:

Вот и точка.

Псу под хвост всё, чем жил и с чем я рос…

Пионерских песен поезд покатился под откос…

От тоски последних стонов не податься в никуда.

Из поверженных вагонов смотрят мертвые года…

Слушая его, я мысленно возвращалась в свое пионерское детство, когда была такой же, как те ребята из студии «Лукоморье», вспомнилось, как однажды наша учительница повела наш класс в театр, на премьеру спектакля…

В то время Краснодарский драмтеатр имени Горького находился на углу улиц Красной и Гоголя, где нынче расположена филармония имени Григория Пономаренко. Именно здесь мне, двенадцатилетней школьнице, довелось посмотреть пьесу «Человек с последней парты» Виталия Бакалдина и Вагаршака Мхитаряна.

Авторы были друзьями и коллегами. Бакалдин, прежде чем полностью посвятить себя поэзии, преподавал в школе литературу и русский язык, а Мхитарян был учителем французского языка и незаурядным драматургом. Они вместе написали пьесу о школьной дружбе, о верности и предательстве, любви к Родине, единстве и преемственности поколений:

Мы пока еще юнцы,

Мы об этом часто слышим.

Но, товарищи отцы,

Воздухом одним мы дышим!

Сюжета пьесы не помню, а вот актеры и песни, которые они исполняли, непостижимым образом запомнились, особенно долговязый двоечник-хулиган и отличница в розовом платье. До сих пор крутится в голове мелодия романса, который она спела, выйдя на авансцену:

Отчего я такая, не знаю.

Полетела бы я до небес.

Жизнь моя — словно сказка лесная,

В ней так много чудес!

К сожалению, эту песню уже нигде нельзя услышать. Отдельные строчки случайно сохранились в моей памяти. Когда опустился занавес, под гром аплодисментов на сцену легко поднялся (мне показалось — взлетел) худощавый темноволосый мужчина в строгом сером костюме. Это был Виталий Бакалдин. Мы не жалели ладоней и поглядывали на Евгению Владимировну, нашу лучшую в мире учительницу. Виталий Борисович подошел к рампе и весело поздоровался. Все вдруг сразу почувствовали себя его друзьями — столько искренности, тепла и таланта излучал он, интеллигентный, скромный, совсем еще молодой человек.

И вот спустя несколько десятилетий в том же театре, который уже превратился в филармонию, состоялся концерт «Родина и любовь», посвященный 75-летнему юбилею почетного гражданина Краснодара Виталия Бакалдина.

Шел декабрь 2002 года. К вечеру в городе задул пронизывающий ветер, наступило резкое похолодание, но зал был битком набит. Многие принесли цветы. Овацией встретил зал Виталия Борисовича, от волнения у меня заколотилось сердце: та же сцена, тот же самый светлый, талантливый человек… Подойдя к рампе и чуть щурясь от софитов, он снова, как и много лет назад, сказал тепло и просто: «Здравствуйте!».

Волновался ли Бакалдин в тот вечер? Конечно. Он сам в этом признался, но тут же добавил, что чувствует поддержку своих друзей — тех, кто рядом на сцене, и тех, кто сидит в зрительном зале.

— За каждой моей песней, — сказал он, обращаясь к залу, — определенный этап моей судьбы, этап в жизни моего города, моего края и моей страны.

Надо было слышать, с какой трепетной интонацией Виталий Борисович произносил эти слова: «Мой город, мой край, моя страна»!

В тот памятный день мы увидели за роялем композитора Виталия Кеворкова и услышали его песню на стихи Бакалдина «Над Кубанью-реченькой». К общему восторгу, прозвучал «Краснодарский вальс», который исполнил блистательный Владимир Бурылев, ныне, к сожалению, ушедший из жизни…

Беседуя со зрителями, Бакалдин признался, что известное выражение «рукописи не горят» — не более чем красивые слова. «Горят! Еще как!» — с горечью сказал поэт. Ему ли не знать этого… Не сохранилось ни одного экземпляра пьесы «Человек с последней парты», навсегда утрачена оперетта Евгения Алабина и Виталия Бакалдина «Горная ромашка», лишь песня «Ручее껬 — вот и все, что от нее осталось. Но Бакалдин не жаловался, не унывал. Он был не из тех, кому уготовано «над рукописями трястись».

В 2008 году разразился мировой финансовый кризис. Из-за отсутствия средств было принято решение о закрытии «Литературной Кубани». Можно себе представить, что творилось в душе Виталия Борисовича! С января газета стала издаваться в малом формате, как вкладыш в «Вольную Кубань», а в декабре вышел последний, 330-й номер. На первой полосе — редакционная статья: «До свиданья, друзья!». Бакалдин прощался со своими читателями и благодарил своих авторов за сотрудничество. Всем нашел добрые слова.

Закрытие газеты не прошло для него бесследно. Сердце все чаще напоминало о себе. Один за другим уходили друзья: кто из жизни, а кто и в другую идеологию, подстраиваясь под «новые реалии». Бакалдин, словно последний из могикан, оставался верен своим убеждениям и с гордостью называл себя русским советским поэтом. Даже в самые тяжелые дни своей жизни он не устранился от дел, продолжал писать, из последних сил служил своему народу.

В октябре 2009 года в Доме работников просвещения состоялся большой творческий вечер Виталия Бакалдина по случаю выхода его новой поэтической книги — шестого тома из литературной серии «Кубанская библиотека». Я тоже готовилась к празднику. Виталий Борисович поручил мне выучить и прочитать со сцены его стихотворение: «Я сдал стихи…».

В зале, как говорится, яблоку негде было упасть. Здесь были его старые и молодые друзья, ученики, артисты, врачи, писатели, журналисты, домохозяйки… Голос поэта был негромок, но иногда и тихая речь может иметь необыкновенную силу. Это было его последнее публичное выступление, а вышедшая книга стала его последним прижизненным изданием, прощальным подарком уходящей жизни. Но в те минуты, конечно, никто не знал об этом.

Время летело незаметно, никто не хотел уходить. В тот день снова празднично звучал «Краснодарский вальс»: его исполнили замечательные певцы вокальной студии Дома ученых Зинаида Змитрович и Валерий Двинин. А вот мое чтение стихов отменили из-за нехватки времени, от чего я очень расстроилась. Если б я знала тогда, как ничтожна была моя обида в сравнении с тем, что случилось потом!

Через два месяца Виталий Борисович был доставлен в реанимацию с обширным инфарктом. Он прожил еще около трех недель, мужественно борясь со смертью. Мне позвонил Сергей Бакалдин и сказал, что Виталий Борисович хочет меня видеть.

— Разве меня пустят в реанимацию?

— Пустят, мы уже договорились.

Я примчалась в больницу. Мне выдали халат и бахилы, и, сдерживая волнение, я вошла в святая святых… Виталий Борисович лежал на кровати, по грудь накрытый простыней. Он сильно похудел и стал каким-то странно маленьким. Лицо его осунулось, но глаза, как всегда, лучились живым умом.

— Садись, Людочек, за стол, возьми карандаш. Сейчас я продиктую тебе стихотворение.

Что за человек! Находясь на грани жизни и смерти, он продолжал сочинять стихи. Он не мог их записывать и каждое слово держал в голове. Я записала под диктовку стихотворение, посвященное его внукам.

Мы немного поговорили, и вскоре врачи велели мне выйти.

В тот же день я отнесла стихи в редакцию «Вольной Кубани». Их срочно поставили в номер. В газете также были теплые слова поддержки от сотрудников газеты и пожелание Виталию Борисовичу скорейшего выздоровления. И действительно, вскоре ему как будто стало лучше. Он был переведен из реанимации в обычную палату, где его каждый день навещали родные и друзья. 29 декабря он сказал мне, что обязательно выкарабкается, и попросил купить ему новогоднюю телепрограмму.

— Можешь завтра принести ее мне домой? Отпросился встречать Новый год дома, в кругу семьи!

Но все случилось иначе. На следующий день, 30 декабря 2009 года, его не стало…

Утром 31-го мы собрались в «штаб-квартире» Краснодарского краевого отделения Союза писателей: Нелли Василинина, Владимир Архипов, Геннадий Пошагаев, Светлана Макарова, Вячеслав Динека, Любовь Мирошникова, Татьяна Соколова и другие литераторы. Растерянные, подавленные и осиротевшие. Мы понимали, какого поэта потеряли, и невольно думали о том, как жить дальше. Сознавали и то, что он не бросил нас нищими на произвол судьбы, а оставил огромное наследство — талантливые, честные, бессмертные стихи. Своим творчеством он словно установил для нас высокую художественную планку, к которой теперь мы по мере сил стремимся.

Всегда и везде он незримо с нами. И мы говорим: «Спасибо, Виталий Борисович!».

Людмила БИРЮК.
Раздел : Общество, Дата публикации : 2017-06-15 , Автор статьи :