(Продолжение. Начало в номерах за 4, 11, 18, 25 июня, 2, 9, 16, 23, 30 июля)

В истории дипломатии есть также немало окутанных мифами событий. Одно из них — дипломатия далекой Восточной (по-нашему Крымской) войны. О ней мы говорили. И дипломатия не очень давнего события. Это Совещание 1975 года по безопасности в Хельсинки, теперь известное широкой публике как ОБСЕ. Премьер Англии Маргарет Тэтчер вспоминает: «Идея о саммите в Хельсинки шла от Советов и была тепло встречена канцлером ФРГ Брандтом, потому что эта инициатива СССР имела целью навести глянец на советскую модель, придать легитимность восточному блоку и совпадала с таким же желанием западных немцев». И еще она же: «Разрядка — это смертельная угроза для западного образа жизни. Но в США, после Никсона, ультрадемократы в конгрессе этого не осознавали». Обратили внимание? Тэтчер опасается, что разрядка будет на руку Советам и, чего недоброго, в условиях ее развития население Запада соблазнится советским образом. Это событие очень влияет на весь ход современной жизни. Печально, что не в нашу пользу. Хорошо бы разобраться, в чем тут дело. В трудах ученых и печати Совещание в Хельсинки и его преемник Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) чаще оценивается как выдающаяся победа советской дипломатии. Правда, есть и противоположные мнения. Поэтому мы посвятим этой теме отдельную беседу.

— Расскажите, пожалуйста, о Вышинском. Как-то спросили о нем молодого дипломата, и он ответил, что это прокурор сталинского режима. И очень удивился, когда ему сообщили, что Вышинский 15 лет активно участвовал в выработке и реализации внешней политики СССР в качестве первого заместителя Молотова и около пяти лет руководил Министерством иностранных дел. Интересно, что на вопрос, почему Горчаков так почитается в МИДе, он ответил: «Почему конкретно, сказать не могу, но так принято». В конце XX века на вопрос из истории с предъявлением фотографий: «Кто такой Горчаков?» — не смог ответить никто из выпускников одной из российских гимназий и одного вуза. О Вышинском-прокуроре знали несколько человек из опрошенных. О дипломате Вышинском — никто. Но о германском канцлере Бисмарке знали половина опрошенных.

— Горчаков очень далек от нас по времени. Как и Бисмарк. Но мы долго увлекались Западом, историей его деятелей и забыли про своих. Тем более в условиях отрицания всего, что связано с прошлым России. Особенно советским.

Советский Цицерон или сталинский инквизитор?

— Итак, поговорим о фигуре деятеля советской дипломатии Андрея Вышинского. Много десятилетий назад за ним укрепилась слава сталинского инквизитора. А какой он был дипломат? Знающие его лично утверждают, что он был необычайно одаренным политиком, страстным до дерзости человеком и непримиримым борцом с противниками СССР. Некоторые отмечают его грубое отношение к подчиненным на фоне излишне почтительного отношения к Сталину. Хотя известен эпизод, когда он, будучи первым заместителем МИДа, очень нелицеприятно отбрил за некорректное замечание члена Политбюро и своего непосредственного руководителя Молотова. Речь шла о том, что, по мнению Молотова, академик Вышинский в ущерб государственной работе слишком увлекается научной деятельностью.

* * *

Вышинский уже полгода в Нью-Йорке, а все не может забыть волнение того дня, когда буквально в день похорон Сталина новые лидеры Хрущев и Маленков сообщили ему, что они возвращают Молотова из отставки и он займет прежний пост министра иностранных дел.

— Что вы предлагаете мне? Надеюсь, ссылка или пенсия мне не грозят?

Маленков замялся, а импульсивный Хрущев ответил вопросом:

— А что бы вы хотели?

— Я бы поехал постпредом в ООН.

Так перед концом жизни на полтора года Вышинский оказался в Нью-Йорке в организации, к созданию и деятельности которой имел самое прямое отношение. Именно он с 1945 года возглавлял делегацию СССР почти на всех сессиях Генеральной Ассамблеи ООН. Здесь в ноябре 1954 года закончился его земной путь от острого сердечного приступа. Случилось это печальное событие в рабочем кабинете во время подготовки к выступлению по вопросу прекращения производства и использования атомного оружия. На специальном траурном заседании ГА ООН выступили представители более чем тридцати стран. Все говорили о нем как о выдающемся политике и дипломате. Представитель Индии Менон тогда сказал: «Мы глубоко опечалены неожиданной кончиной Андрея Вышинского, выдающегося представителя великой страны, человека высокого ума и талантливого государственного деятеля». Прощание Москва устроила пышное. Прах захоронили в Кремлевской стене, но тут же и забыли на долгие годы. Казалось, да еще и теперь кажется, что навсегда, так как мифы о его злодействах множатся и сегодня. В том числе стараниями его коллег-дипломатов.

…Зал заседаний Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке был почти пуст. Присутствовало человек тридцать. На возвышении в президиуме за огромным столом одиноко восседала фигура председателя Ассамблеи. Перед трибуной за маленьким бюро скучала без дела стенографистка. Обсуждался какой-то рутинный вопрос. В такие дни от постоянных делегаций стран — членов ООН на заседания посылали младших дипломатов, а иногда стажеров либо не направляли никого.

Из-за явно малого числа присутствующих председатель затеял перекличку. По ее правилу после названия страны представитель обязан был подняться и сказать: «Да». Когда назвали СССР, встал молодой человек и почему-то ответил: «Нет». Председатель удивился, переспросил и опять услышал: «Нет». Обескураженный председатель переспросил еще раз и получил тот же ответ. Тогда он посоветовал стенографистке:

— Запишите, представитель СССР в зале присутствует, но говорит, что его нет.

В этот же день о казусе в зале заседаний узнал постоянный представитель СССР при ООН Андрей Януарьевич Вышинский и вызвал молодого дипломата к себе. Не зная причины вызова, атташе Сергей Воронцов, едва переступив порог кабинета, застыл в тревожном ожидании. О крутом нраве постпреда ему уже говорили.

— Что за блажь, почему вы на перекличке в зале заседаний ответили «нет»? — без «здрасте» и всяких предисловий спросил Вышинский.

Чуть помявшись, атташе пояснил, что так его учили в институте и МИДе. Мол, если представитель недружественной страны говорит «да», нам следует всегда говорить «нет». Я отвлекся, а поскольку передо мной отвечал дипломат Канады и сказал «да», я и сказал «нет».

Не ожидавший такого ответа суровый постпред слегка улыбнулся и хотел уже отпустить молодого товарища, но в памяти вдруг всплыл крымский эпизод с солдатом-гренадером в Воронцовском дворце.

— Постойте, вы участвовали в охране Крымской конференции?

— Участвовал…

— Это вас товарищ Сталин благословил на учебу в институт международных отношений?

— Да, я дипломат сталинского призыва.

— Твердый вы орешек. Не ошибся товарищ Сталин… Давно из Москвы? Семья есть? Как устроились и на какой участок вас определили?

— Уже месяц. Женат. Устроились временно в гостинице представительства. Пока выполняю отдельные поручения вашего заместителя.

— А как у вас с английским?

— Владею свободно. Учился в школе Вашингтона, когда мой отец работал послом. Потом учил английский и французский в МГИМО.

— Очень хорошо. Зайдите в секретариат. Вас оформят ко мне помощником. А как здоровье отца?

— Спасибо за доверие. Состояние отца не очень хорошее, но стабильное, слава Богу! Простите, я, конечно, атеист.

— Отцу передайте добрые пожелания. И в такой ситуации вспомнить Бога не возбраняется. А меня благодарить не надо. Работа здесь не сахар. Запомните, не люблю ленивых и неряшливых. Во всем, но в бумагах особенно.

Через 50 лет после того курьезного, но все же символического события там же, в Америке, но уже в Вашингтоне и на другом уровне случится нечто похожее. На пресс-конференции в Белом доме журналист спросит у президента Буша-младшего:

— Господин президент, как соотносятся вторжение США в Ирак и международное право?

Ответ президента был похожим на ответ советского атташе: «Международное право? Я не знаю, о чем вы, спросите об этом у моего адвоката».

Таким образом, высший уровень американской дипломатии за минувшие полстолетия опустился настолько, что практически сравнялся с уровнем молодого советского дипломата.

В дипломатической службе СССР в 40—50-х годах Андрей Януарьевич Вышинский был известен как руководитель с прокурорскими замашками. Недаром до того, как занять пост первого заместителя, а потом и министра иностранных дел, он четыре года отслужил на должности Прокурора СССР. Славился Вышинский и ораторским искусством. За глаза его называли не иначе как Цицерон Ягуарьевич. С подчиненными был суров, и они перед ним трепетали. К иностранным коллегам относился сдержанно, но тоже строго. Однако, когда ожидались его страстные, с изрядной долей дерзости выступления, зал заседаний Ассамблеи наполнялся под завязку. И это несмотря на репутацию постпреда за рубежом как одного из организаторов Большого террора. Тогда это событие еще не называли сталинскими репрессиями. Новый правитель СССР Никита Хрущев только размышлял на эту опасную для него тему. Разоблачение Сталина будет потом, когда он сообразит, что лучшего способа, как валить все грехи на покойного, еще не придумали. Тогда же Хрущев пришьет Вышинскому ярлык «сталинского инквизитора». Но это произойдет тоже после смерти Вышинского.

— Вы были знакомы с Вышинским?

— Да, конечно. Тем более что он состоял с нами в дальнем родстве. И однажды, когда мы с отцом приезжали из Вашингтона в отпуск, жена Молотова Полина Семеновна пригласила нас послушать выступление Прокурора СССР Вышинского. Мы, конечно, согласились. Он был тогда очень популярен. Точно не помню, где это было. Как бы не в Политехническом. Мы даже пообщались. Речь запомнилась и понравилась. Она была очень образная и эмоциональная. Однако один ее фрагмент отца покоробил. Вышинский утверждал, что кроме установленных преступников карательные органы имеют право обезвреживать тех, кто, по их мнению, способен совершить преступление. Тезис не только спорный, но и опасный. Что вскоре и подтвердилось в ходе репрессий.

— А разве не опасны те, кто подстрекает к преступлению, потворствует преступникам? Наконец, не доносит о преступлениях? Или те, кто катится по наклонной? Может, таких лучше остановить, пока не случилось худшее? Ведь и возможные жертвы преступников, а также интересы государства в этом случае будут защищены и не пострадают от преступлений.

— Это уже тотальный контроль. Он приводит к нарушениям законности. Хотя частично я с тобой согласен. Стерильных ситуаций в жизни мало. Чаще приходится выбирать между плохим и не очень хорошим. Особенно в переломные моменты истории. Например, отца отправляли в тюрьму и при царе, и при Керенском, и при Ленине. Хотя он никого не убивал и ничего не украл. Чаще превентивно, то есть для профилактики. На всякий случай. Наверно, потому, что правителей и их политических режимов он не боготворил, а твердо выражал свою позицию, которая чаще не совпадала с официальной. И каждый раз против таких, как он, срабатывала какая-то высшая политическая целесообразность. А если по-простому — сиюминутные, текущие интересы правящего слоя или их лидеров.

Как я уже говорил, мне пришлось под руководством Вышинского поработать в ООН. За что и был изгнан из МИДа после его смерти. Но сейчас не об этом. Обидно, что о нем как о дипломате никто не вспоминает. Процессы 37—38-го годов тянутся за ним негативным шлейфом.

(Продолжение в следующий четверг).
Раздел : Политика, Дата публикации : 2015-08-06 , Автор статьи :