(Продолжение. Начало в номерах за 4, 11, 18, 25 июня, 2, 9, 16, 23 июля)

— Предлагаю перебросить мостик через столетие — от Крымской кампании к Крымской конференции.

— С большой охотой. В истории советской дипломатии это одно из самых великих событий. После успеха на Тегеранской встрече Сталин и Молотов очень рассчитывали развить его на следующей конференции. Черчилль противился встрече, считая, что она лишний раз будет подчеркивать важность роли СССР в разгроме Германии. Но дело решил Рузвельт, и, как в 1933 году при установлении дипломатических отношений с СССР, не без личной выгоды. В июле 1944 года он дважды обращается к Сталину с пожеланием провести встречу как это будет возможно скорее. «Мы приближаемся ко времени принятия дальнейших стратегических решений — пишет он 28 июля, — и такая встреча помогла бы мне во внутренних делах». Какие такие внутренние дела президент США не может решить без помощи Сталина? А такие: впервые в истории США вопреки стойкой традиции ограничения президентского служения двумя сроками Рузвельт служил по третьему разу и решил осенью 1944 года идти уже на четвертые президентские выборы. И для этого ему нужны не просто военные успехи, а яркая демонстрация военного триумфа. Встречи тройки, как ничто другое, служили этой цели. Понимая и используя этот интерес, Сталин, в свою очередь, предложил провести конференцию не в Египте, на чем настаивали США и Англия, а в освобожденном полгода назад Крыму, чтобы партнеры своими глазами увидели и прочувствовали масштаб бедствий от германской оккупации. Потом, после посещения разрушенного Севастополя, президент США заявил: «Состояние города ужасно и указывает на то, что германский милитаризм и христианские приличия в одном мире сосуществовать не могут». Это имело значение также при предстоящем обсуждении советской доли германских репараций. И торг получился. Рузвельт сначала поддержал наше предложение по месту проведения встречи, а потом и притязания по репарациям. С американцами вести дела по-другому бесполезно.

Я участвовал в охране Крымской конференции. Нас привезли на неделю раньше членов делегаций, и пару дней мы были не очень заняты. Однажды мы группой пошли прогуляться от Ливадийского дворца по царской (солнечной) тропе. Примерно через час неспешной ходьбы перед нами открылась чудесная картина. Мы увидели настоящий архитектурный шедевр — миниатюрный замок, нависающий над морем на краю отвесной скалы.

— Это замок Ласточкино гнездо, — сообщил нам сопровождающий оперативный работник НКВД.

Под впечатлением предстоящего события в этом миниатюрном, но очень выразительном сооружении мне привиделся образ мира над бездной, от падения в которую попытаются уберечь на предстоящей конференции руководители трех победоносных держав.

Через несколько дней лидеры тройки прибыли в Крым. Сталин разместился в Юсуповском дворце Кореиза; Рузвельт — в Ливадийском дворце — бывшей южной резиденции русских царей; Черчилль — в Воронцовском дворце Алупки. О том, где проходили пленарные заседания, всем известно. Теперь любой может приехать в ялтинскую Ливадию и побывать во дворце и зале, где решалась судьба послевоенного мира. Да, послевоенного. Настолько Рузвельт, Сталин и Черчилль были уверены в успешном завершении войны. На главном направлении удара наши войска уже выдвинулись на реку Одер и были на расстоянии менее 100 километров от Берлина. Англо-американские — находились от германской столицы за 350 километров. Повестка заседаний конференции была обширной, но основные дискуссии состоялись по четырем вопросам: судьба Польши, разгром Японии, репарации и ООН. Сталин настоял на том, чтобы усилить Польшу за счет территорий Германии: «Не один раз в истории через слабую Польшу враги нападали на нашу страну. Желая, чтобы она стала сильной, СССР настаивает на передаче полякам части территории агрессора на западе и на севере. Мы имеем в виду земли по Одеру и Нейсе, а также Данциг. А Восточная Пруссия как древнерусская земля должна возвратиться в Россию». Партнеры доводы Сталина посчитали разумными. По Японии договорились, что СССР вступит в войну с ней через два-три месяца после победы над Германией. За это к нам возвращается Южный Сахалин, а также отходят стратегически важные для гарантии выхода нашего флота в открытый океан Курильские острова. Поскольку общую сумму репараций установить было трудно и не удалось, решили в принципе, что 50 процентов получит СССР, а США и Англия — по 25 процентов. Определение конкретных сумм поручили экспертам делегаций после завершения конференции. Местом пребывания экспертной комиссии была названа Москва.

Было окончательно определено, что для поддержания международной безопасности и предотвращения новой мировой войны будет учреждена универсальная организация ООН. При этом в ее главном органе — Совете Безопасности великие державы будут следовать принципу единогласия. До этого процедура голосования вызывала споры. Договорились, что 25 апреля 1945 года в городе Сан-Франциско будет проведена конференция для принятия Устава ООН. Кроме этих глобальных решений тройка также решила, что с целью дефашизации и демилитаризации Германию следует поделить на четыре зоны: американскую, английскую, советскую и на четвертую пригласить французов.

Авторитет Сталина и СССР после конференции вырос в глазах партнеров. По возвращении в Лондон Черчилль выступил в палате общин парламента с сообщением о результатах Крымской встречи. Отвечая на вопрос о надежности обязательств, принятых СССР, он сказал: «Мне неизвестно ни одно правительство, которое выполняло бы свои обязательства, даже в ущерб самому себе, более точно, чем Советское правительство. Я не верю в недобросовестность русских». В то, что в ущерб себе, верится. Это мы и есть.

В апреле 1945 года, накануне конференции по созданию ООН, умер Рузвельт. В мае представители гитлеровской Германии подписали Акт о безоговорочной капитуляции. На повестку дня встал вопрос о созыве совещания тройки для подведения итогов войны с Германией и сроке завершающего удара по Японии. В июне такое совещание состоялось в германском Потсдаме. От США участвовал новый президент Трумэн. От Британии — сначала Черчилль, а потом новый премьер Иден. Таким образом, в трех судьбоносных конференциях участвовал только лидер СССР Сталин. По свидетельству Молотова, перед Потсдамской конференцией Сталин неоднократно говорил о старой болезни российской дипломатии — неумении и недостаточной настойчивости по достойному оформлению результатов военных побед: «Допустить, чтобы нас опять надули, мы не можем».

Был ли прав Сталин, допуская, что союзники могут надуть? Давайте проследим, как менялось их отношение к тому, кто возглавлял страну и ее Вооруженные Силы, сыгравшие главную роль в разгроме Германии, а затем в принуждении к капитуляции Японии.

Черчилль о Сталине. Своим впечатлением после первой встречи в Москве осенью 1942 года он поделился в палате общин: «Большой интерес вызвала у меня встреча с премьером Сталиным… Огромной удачей для России в ее агонии было оказаться под началом этого великого, закаленного военачальника. Человек этот — внушительная, выдающаяся личность неисчерпаемого мужества и силы воли и человек прямой и даже бесцеремонный в манере общения… Что наиболее важно, это человек с тем спасительным чувством юмора, которое так важно для всех людей и всех наций, но в особенности для великих людей и великих наций. Сталин также произвел на меня впечатление своей глубокой и хладнокровной мудростью и полным отсутствием любых иллюзий». Согласитесь, оценка хотя и сдержанная, но емкая и положительная. В феврале 1945 года на обеде у Сталина в Крыму: «В истории было много воителей, но немногие из них оказались государственными деятелями мирового масштаба. Я иду по этому миру с большей решимостью и надеждой, когда осознаю себя в дружеских и глубоко доверительных отношениях с этим великим человеком, слава о котором обошла не только всю Россию, но и весь мир». Здесь, конечно, есть привкус тоста. Да и признания в дружбе, как оказалось, были по-британски лицемерными. Ведь совсем другие нотки слышатся в речи Черчилля от 9 октября 1954 года, когда «друг» ушел в другой мир. «Сталин на протяжении многих лет был диктатором России. Когда Россия подверглась нападению, он был нашим союзником против Гитлера, а когда Гитлер был уничтожен, Сталин стал для нас главным источником ужаса». Вот так! Сталина он фактически сравнивает с Гитлером.

Рузвельт последовательно восхищался Сталиным. Но пришедший в апреле 1945 года ему на замену Трумэн круто развернулся в обратную сторону, когда назвал «антиамериканскими, навязанными Сталиным» решения Крымской конференции.

Как видно из приведенных выше суждений «союзничков», опасения Сталина перед Потсдамом не были преувеличением. Рузвельта не стало, а Черчилль и Трумэн жаждали реванша за успехи сталинской дипломатии в ходе Крымской конференции.

Сразу после второй мировой войны СССР очень упорно наращивал мирный потенциал и добивался заключения пакта о мире (проект «Восточный Локарно») между бывшими союзниками и странами, не входящими в гитлеровскую коалицию. Но влиятельные союзники уперлись. Мол, для этой цели есть ООН. Неудача? Как сказать. Это же внешняя политика. Может, поэтому и нет до сей поры новой мировой. После первой мировой в 1925 году в швейцарском Локарно в гостинице «Гранд-отель» по инициативе Германии и при активной поддержке Великобритании с большим пафосом была проведена мирная конференция (но без России и США) с целью заключения западноевропейского пакта о ненападении. Гарантийные договоры о взаимном ненападении и соглашения об условиях международного арбитража (их совокупность в истории дипломатии получила наименование «Западный Локарно») в январе 1926 года подписали Бельгия, Великобритания, Германия, Италия, Франция, Польша и Чехословакия (для солидности в Лондоне) и… под шелест мирных страниц начали готовиться к войне. Не обращая ни малейшего внимания на взаимные мирные гарантии. Всего через 15 лет от этих гарантий не осталось и следа. Вот уж действительно, правы те, кто утверждает, что международные договоры нередко значат меньше, чем стоимость бумаги, на которой они зафиксированы. Чем больше в них пафоса и гарантий, тем меньше их значимость. И почти всегда такого рода соглашения не более чем ширма, за которой идет настоящая предвоенная подготовка. То есть чем громче разговоры о мире, тем больше вероятность новой войны. «Люди, будьте бдительны!» — это о такой ситуации. И наоборот, чем больше прямых угроз, тем меньше вероятность войны.

Дипломатия — это закрытая от широкой публики работа, и потому с ней связано много мифов. Хотя в последние годы опубликовано немало мемуаров видных дипломатов. Правда, в них более сообщается о победах и мало что о просчетах и проблемах на дипломатических фронтах. И только два деятеля российско-советской дипломатии не оставили воспоминаний. Это Горчаков и Вышинский. О первом, начиная с А.Пушкина, написано много, и почти всегда с восторгом. К Вышинскому потомки то ли непомерно строги, то ли равнодушны. Издана всего одна книга «Царица доказательств» — и та с явным предубеждением автора к фигуре героя. Поэтому можно утверждать, что в описании этих двух деятелей мы имеем дело не с реальными образами, а скорее с мифами о «светоче» Горчакове и «злодее» Вышинском.

(Продолжение в следующий четверг).
Раздел : Политика, Дата публикации : 2015-07-30 , Автор статьи :