Война одна на всех

«В придорожной роще, недалеко от разбомбленного эшелона, ползаем мы, малые дети, возле мертвой воспитательницы, которая сжимает в руках список нашей группы. Мухи на ее лице. Время замерло. Недалеко догорают вагоны. Ветер треплет этот список, словно пытается прочесть его. Будто ветер войны хочет устроить нам перекличку. И я, бессловесный, еще не умею говорить, но тревожусь — как теперь взрослые узнают наши имена? Тем более что имен в списке больше, чем осталось живых детей». Это мне приснилось накануне встречи с товарищами по детдомовской судьбе, когда душа была растревожена на всю свою неведомую глубину. Мучительная пытка надеждой и ожидание разгадки давней тайны: кто я, откуда я, где мои корни, кто мои родители?

Памятна мне и до сих пор тревожит душу давняя встреча в Днепропетровске двух тысяч бывших воспитанников детских домов разных лет. У многих представителей военного поколения были характерные фамилии — Неизвестный, Сирота, Орден, Пехота, Солдатов… Только Неизвестных насчитал семь человек. И у каждого трагическое родство с войной… Такого количества исповедей и удивительных встреч, такой высокой степени концентрации боли и радости еще не знал Днепропетровск. И такой острой памяти:

«…В августе 1941 года грузился в эшелон вместе с другими и Привольнянский детдом — накануне воспитанники приехали в Днепропетровск в открытых вагонах с пшеницей, так и лежали на зерне своеобразной живой крышей. Приехали растревоженные, взбудораженные предстоящей дорогой на Кубань, в Красноармейский район. А через несколько часов, когда эшелон подали на станцию, начался непередаваемый кошмар бомбежки… Кровь, крики, в воздухе детская одежда, горят теплушки, рев фашистских самолетов, но еще более жуткий, продирающий до костей вой станционных сирен, разбитые окна воспитатели затыкают подушками, оглушающие разрывы, белые глаза взрослых, кишки на проводах…»

Учитель математики, воспитатель и завуч Привольнянского детского дома Валентина Захаровна Никитенко с болью сообщила мне в письме: «Довелось эвакуировать детей на Кубань, попасть с ними в окружение, когда буквально минут не хватило проскочить дальше на восток. На глазах плачущих детей красноармейцы разбирали железнодорожный путь, перечеркивая наши последние надежды… Только через три месяца скитаний мы пробились к своим, в конце концов попали в Новосибирскую область, на станцию Купино, но больше всего, внутренним ожогом, въелся в память август 41-го года, станция Днепропетровск, когда погибли два детских дома…»

«…Наш Красноивановский детский дом попал в Грузию, в село Коджори, там размещалось 18 детдомов с Украины и РСФСР! …А в Алтайском крае было сто двадцать! В том числе 4-й Днепропетровский. Еще долго и после войны в стране было два четвертых Днепропетровских детских дома — один на Украине, а другой — на Алтае… Нас эвакуировали под Караганду, а по дороге, на станции Джамбул, мы увидели группу голодных беженцев. Одна мама, светловолосая женщина, не выдержала крика голодных своих сыновей и бросилась под поезд. Пожертвовала собой, чтобы ребят взяли в наш эшелон, эшелон 1-го Днепропетровского детского дома…»

«Летом 41-го я был в пионерском лагере в Белоруссии, фашисты захватили лагерь, но трансляцию оставили, и я еще несколько дней слышал по радио голос своей мамы, которая была диктором. Меня угнали в Германию, попал в детский дом, с мамой встретился в Москве только в 1946 году!»

Ныне выросло новое поколение «политических сирот»… Прогноз печальный: этим людям нужна война, она их заряжает, дает смысл жизни. Раньше считалось, что революции устраивают голодные. Увы! Революцию и гражданскую войну устраивают сытые, переевшие, перепившие, перегулявшие… Которым нужны острые ощущения. Сытое время завершается, мир одевается в защитную форму… Страсти, звериное начало побеждают разум.

Говорят, что, собираясь толпой, люди как бы уменьшаются в размерах. А мы, каждый из участников днепропетровской встречи, как бы вырастали. Мы не были толпой. Мы были единым целым, собратьями по судьбе. Словно майские одуванчики, развеял нас по свету ветер войны, а в 1987 году ветер перемен и надежд собрал нас вместе в Днепропетровске. Мы организовали общественное объединение детей войны — «Взрослый детский дом». В 1990 году Днепропетровск еще раз стал своеобразной детдомовской столицей СССР. Здесь состоялась всесоюзная встреча детей войны, приехали делегации из многих республик и областей. Клуб «Взрослый детский дом» стал первичной ячейкой Советского детского фонда. Похожие встречи детей войны затем прошли в Ташкенте, Самаре, Томске, Свердловске…

Прокручиваю ленту магнитофона:

«Я, Казаренко (бывшая Харченко) Ольга Давыдовна, воспитывалась в детдоме в селе Степановка Криничанского района. Когда началась война, нас эвакуировали на Урал. Вместе с другими подростками я попала в 16-е ремесленное училище Магнитогорска, мы учились и работали — делали снаряды для «катюш».

«Взрослый детский дом! Отзываюсь на твой призыв, впервые прозвучавший за семьдесят лет, собрать все поколения сирот. Я — Астахов Федор Михайлович, 1912 года, капитан запаса. До 1930-го воспитывался в детдомах».

«Я нашел своих родителей, когда мне шел девятнадцатый год! — написал во «Взрослый детский дом» майор запаса Александр Федорович Жихарев из Днепродзержинска. — Они долго искали меня среди хаоса войны, а потом усыновили мальчика из детдома и записали на мое свидетельство о рождении. И когда я к ним приехал, то в семье оказались два Саши Жихарева».

Надеюсь, что жизнь и судьба воспитанников детских домов Краснодарского края также найдет свое место в истории страны.

Михаил АРОШЕНКО.

Автор социального проекта «Взрослый детский дом».

Днепропетровск.

Украина.

В силу понятных всем обстоятельств автор, человек уже пожилой, не дает оценок нынешним событиям на Украине. Киевский режим за любое упоминание о России, негативные оценки власти подвергает людей репрессиям. Но мы печатаем этот материал, перебрасывая мостик из далеких сороковых в наши дни, когда на юго-востоке Украины гибель людей, сиротство стали трагической приметой времени. Это материал-напоминание, материал-урок…
Раздел : Общество, Дата публикации : 2015-05-07 , Автор статьи :