Бережно относятся в акционерном обществе «Черномортранснефть» к своим ветеранам, к людям старшего поколения, пережившим самую страшную из войн в истории человечества. Вспоминают не только по праздникам, а постоянно оказывают помощь и поддержку. Хотя, конечно, особой заботой окружают в День Победы. Причем не только фронтовиков, но и тружеников тыла, и детей войны, и бывших малолетних узников фашизма. Ведь они — живые свидетели эпохи, которой завещано гордиться нам и нашим потомкам.

Меня здесь ждали. Дверь в квартиру открылась, когда еще не успел выйти из лифта. Приветливая улыбка озаряет лицо моложавой женщины, сохранившей печать вечной красоты. Людмила Всеволодовна приглашает за стол, угощает кофе и печеньем. Чистота и порядок в квартире — с иголочки. Ее бывшие коллеги на базе производственного обслуживания АО «Черномортранснефть», откуда Людмила Оводовская уходила на заслуженный отдых, так и отзываются о ней — как о крайне интеллигентном, любящем во всем порядок, но очень отзывчивом и добром человеке.

— Мои воспоминания основаны на рассказах мамы, потому что к началу войны мне шел лишь четвертый год от роду, — предупреждает она, бывшая малолетняя узница, начиная свой рассказ о пережитом.

Родилась Людмила осенью 1937 года в Новороссийске. Папа, Всеволод Базаджи, работал начальником эллинга (дока) на судоремонтном заводе. Неподалеку от завода был их частный домик. Эту промышленную часть города фашисты начали бомбить с первых дней войны, целясь в заводы и причалы.

— Из тех давних дней чувство страха во время бомбежки Новороссийска и вой падающих бомб преследовали меня во сне все детство, юность, вплоть до рождения первого сына. Сначала мы прятались от бомб в погребе своего дома, затем перебрались к жившему рядом маминому брату, у которого подвал был больше. Папа сутками пропадал на работе, а мы с мамой должны были эвакуироваться на теплоходе «Ташкент». Но на судно мы не сумели попасть из-за его перегруза — так много народу туда набилось. Когда «Ташкент» выходил из Цемесской бухты, на него налетела целая стая фашистских бомбардировщиков. Прямое попадание — и теплоход затонул на глазах у всех, кто не смог попасть на него и остался на причале. Мама после этого наотрез отказалась эвакуироваться.

Людмила Всеволодовна на мгновение замолкает, будто пытаясь избавиться от страшного осколка в памяти. Затем так же спокойно продолжает повествование. О том, как папа взрывал родной завод, когда бои уже шли на окраинах Новороссийска, как он ушел в партизанский отряд «Норд-ост», где воевал до изгнания фашистов из родного города. И о том, как они с мамой, Верой Петровной, по воле случая остались на оккупированной территории.

— Линия фронта была всего в нескольких сотнях метров от нашего дома. На цемзаводе «Пролетарий» шли ожесточенные бои. Для нас наступили самые ужасные дни. Наш район фашисты объявили запретной зоной и нас с мамой выгнали из дома в село Гайдук. А оттуда почти сразу повезли на платформах вместе с другими новороссийцами на станцию Тоннельную.

Дальше — порт Кавказ, Керченская переправа, село Киркишунь под Джанкоем в Крыму, где находился распределительный лагерь принудительного содержания для интернированных советских граждан.

— Из распредлагеря деток постарше, лет 10—12, фашисты отправляли на работы в Германию, отрывая от мам. Женщин тоже отдельно отправляли на принудительные работы. А таких малюток, как я, и слабых здоровьем женщин оставляли. Мама в пути заболела. Ведь нас угоняли из Новороссийска в начале октября, ночи были очень холодные, и мама простудилась. Поэтому мы так и остались в Крыму. Но вы знаете, фашистов, как их показывают в кино, страшных, с автоматами в руках, я вообще не помню. Остался только жуткий страх от воя падающих бомб.

В лагере они находились вплоть до самого освобождения весной 1944 года. Едва живые вернулись в Новороссийск, где их стиснул в объятиях отец и муж. Всеволод Николаевич восстанавливал родной завод. А вот от их дома остались одни руины — попала бомба. Осенью Люда в неполные семь лет пошла в первый класс.

— Голодное детство, юность оставили отпечаток на всю жизнь. До сих пор бережно отношусь к каждому кусочку хлеба, — заключает Людмила Всеволодовна.

Она наотрез отказывается фотографироваться. Говорит, хочется, чтобы ее всегда видели только молодой и красивой. И нельзя не согласиться с этой очаровательной женщиной, когда она показывает фотопортрет, сделанный на ее 50-летний юбилей.

Уже в дверях оброню, что никак не могу связаться с Валентином Буганьковым, ветераном «Черноморки» из перевалочного комплекса «Шесхарис», фронтовиком-орденоносцем, который почему-то не отвечает на телефонные звонки. Людмила Всеволодовна всплеснула руками:

— Он в двух шагах от меня живет, давайте провожу.

По дороге узнаю, что фронтовик и бывшая узница — друзья. Частенько в одной компании праздники до сих пор отмечают. Бывало, на даче за рюмкой чая Валентин Иосифович удивительные фронтовые истории рассказывал. Но в совете ветеранов предприятия меня предупредили, что Буганьков не любит общаться с журналистами и рассказывать о своем боевом пути. Хотя поведать ему есть о чем. Боевые награды ветерана о многом говорят: ордена Славы III степени, Отечественной войны I и II степени, Красной Звезды, медали «За боевые заслуги».

На звонок в дверь никто не откликнулся. Благо первый этаж, стучим в окно. На пороге показывается сам Валентин Иосифович. Принимает в теплые объятия свою давнюю приятельницу и бывшую коллегу, а на меня смотрит с опаской. Слышит ветеран неважно. Каждую фразу приходится повторять по нескольку раз. На просьбу Людмилы Всеволодовны надеть слуховой аппарат для нормального общения только рукой махнул. А когда узнал, что перед ним журналист, вообще нахмурился.

На наше счастье, из ванной с полотенцем на мокрой голове появляется рослый парень. Оказывается, внук Сергей. Обещает помочь разговорить деда. А тот просит померить ему давление: что-то голова разболелась.

— Это моя нянька, — кивает дед в сторону внука.

Сергей меряет давление, дает деду таблетку. И просит не обижаться на старика: такой у него характер. Но все попытки уговорить Валентина Иосифовича пообщаться с прессой идут прахом. Все же кое-что удается узнать.

Он был призван на фронт 12 июля 1941 года, практически в первые дни войны, поскольку ему только в мае стукнуло 18 лет. Воевал разведчиком на Карельском фронте в 368-й стрелковой дивизии. Дважды ранен. Войну окончил в звании старшего сержанта.

Находим с Сергеем на сайте Минобороны документальное свидетельство о героических подвигах его деда. В выписке из наградного листа на присвоение помощнику командира взвода 9-й стрелковой роты 1226-го стрелкового полка 368-й Краснознаменной стрелковой дивизии старшему сержанту Валентину Буганькову ордена Славы III степени говорится: «За то, что он в бою за населенный пункт Ягляярви Суоярвинского района Карело-Финской ССР 21 июля 1944 года показал образцы отваги и героизма, с группой в 11 человек сделав обходной маневр через болото и лесной завал, внезапно атаковал противника, при этом лично сам убил до семи белофиннов и одного взял в плен, в этом бою был ранен, но не оставил поле боя до полного очищения населенного пункта от противника».

И уже будто на прощание Валентин Иосифович согласился рассказать внуку в присутствии гостей о главном для него событии той давней поры — Дне Победы 9 Мая 1945 года.

— В конце войны меня после тяжелого ранения направили для прохождения службы в Вологду в учебную дивизию. Я был дежурным по штабу полка. Сижу за столом на посту. Сзади меня — рычаг включения боевой тревоги, над головой висит радиодинамик, или «сковородка», как мы ее называли. И вот на рассвете из репродуктора звучит голос Левитана: полная и безоговорочная победа над Германией! Я нажимаю от радости рычаг тревоги, поднимаю полк. Тут и комдив прибыл, построил полк, зачитал приказ Сталина о нашей победе в Великой Отечественной войне и всему полку велел дать увольнительные в этот день. Ой, неразбериха началась! Рядом с нашей частью находился педагогический институт. Девчата, молоденькие, красивые, все у наших ворот собрались, а из части — солдаты гурьбой идут в увольнение. Не пройти!

Скупая слеза скатилась по щеке ветерана. Смахнул ее солдат шершавой ладонью. И улыбнулся, провожая. Вот ведь судьба какая: Валентин Буганьков родился 8 мая, так что День Победы — двойной праздник для фронтовика.

Оводовская, проводив меня до остановки, просит передать привет Анне Ковалевой, которую тоже хорошо знает по совместной работе в «Черномортранснефти». Анна Андреевна человек заслуженный, награждена двумя медалями — «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны» и «Ветеран труда».

Со взглядом, который словно гладит по голове, отворяет калитку и приглашает в дом пожилая, но бойкая и скорая на ногу женщина. Улыбка не сходит с ее открытого лица. Извиняюсь за опоздание, объясняя, где был и с кем виделся.

— А! Буганьков! Ох и строгий начальник он у нас был, всем давал прикурить! — смеется Анна Андреевна.

Уют царит в ее жилище. Пытается угощать. На просьбу надеть награды, чтобы сфотографироваться для газеты, только руками разводит:

— Да не ношу я их. Была как-то на застолье ветеранов, которое нам организовали на нефтебазе «Шесхарис», так там все при орденах и медалях, а я одна как белая ворона. Не люблю их носить.

Она родилась в деревне Саламаты Пермской области. Отец был партийным работником, мама поваром в детском саду. А в семье было 13 душ детей. Анна в числе родившейся тройни была старшей. Когда началась война, ей шел 13-й год, потому судьбой ей была уготована тяжелая трудовая юность.

С осени 1941 года на Урал ежедневно прибывали эшелоны с беженцами, с оборудованием эвакуированных заводов. Рабочих рук не хватало. В мае 1942-го всех жителей деревни собрали в сельсовете. И ткнули пальцем: вы, вы и вы поедете работать в Пермь на завод. Назвали и Анну в числе других подростков. На телегах довезли до причала на Каме, а там пароходом до областного центра.

— Расселили нас по общежитиям и повели на завод № 19, который еще Екатерина Великая строила. Только через проходную завели и сразу нотацию прочитали: за нарушение дисциплины, за производственный брак сядете в тюрьму, а будете слушаться старших — все у вас будет хорошо. Прошлись мы по цехам, там и танки, и самолеты, и военные катера строят. Ну обучили нас быстренько и поставили к токарным станкам. Я была маленькая росточком, потому подставляла ящик, становилась на него, чтоб доставать до всех рычагов станка. И стала изготавливать детали для самолетов. Первое время за брак наказывали не очень строго, только обеда лишали. А позже, бывало, некоторых и за колючую проволоку отправляли, в том числе за минутное опоздание на работу. Я брака не допускала. Однажды случилось, но мне мастер велел молчать об этом. А если, говорит, хочешь с кем поделиться, выйди в парк, брось крошку хлеба собачке или птичке и скажи: прости меня, я больше так никогда не буду делать.

Анна Андреевна показывает справку о том, что во время войны работала в колхозе «14 лет Октября» с 6 января 1943 года по 3 мая 1949 года и обучалась в ФЗО с 5 мая 1942 года по 22 ноября 1942 года. Но на самом деле вместо колхоза был завод.

— Кормили нас в заводской столовой. Кормили неплохо, даже конину давали, так что грех жаловаться. Но частенько нас, рабочих-подростков, призывали делиться пайками с детдомовцами, которых специально для этого приводили к проходной завода. Давали сиротам по рублю и по пирожку. Некоторые из наших делиться отказались, а разломили свои пирожки и бросили на землю. Так их за это посадили. Но это были все из эвакуированных, а местные, уральские, никогда так не поступали.

Однажды хотела сбежать ненадолго домой, навестить родных. Но за проходной ее взял под руку милиционер: ты почему оставила станок? Отвели девчушку в отделение, заставили писать объяснительную. Написала, что хотела сбежать на фронт. Повоспитывали немного испугом да и отпустили. Больше она никогда не нарушала дисциплину. Ни во время войны, ни после, когда переехала в Новороссийск и работала на «Шесхарисе». До самой пенсии и даже дольше.

Собкор «Вольной Кубани».

Новороссийск.
Раздел : Общество, Дата публикации : 2015-04-23 , Автор статьи :