В истории Новороссийска немало героических и вместе с тем трагических страниц. Одна из них — длившаяся ровно год фашистская оккупация большей части города, который, к слову сказать, так и не был никогда полностью отдан на растерзание врагу. И не успевшие эвакуироваться новороссийцы, в основном старики, женщины и дети, в тот черный год оккупации сумели выстоять и не покориться врагу. Рассказы трех очевидцев тех страшных событий, трех женщин, мы приводим практически без купюр.

Вся жизнь ветерана труда Нины Николаевны ГОЛИМБИЕВСКОЙ связана со школой, где она проработала учителем русского языка и литературы в общей сложности 38 лет. Перерыв был только во время войны, когда ей, недавней выпускнице учительского института, пришлось пережить все ужасы оккупации в родном Новороссийске.

— Окончила я институт с отличием. Но выпускные экзамены в июне 1941 года мы сдавали уже под бомбежками. Когда объявляли тревогу, мы спускались в подвал и продолжали там сдавать экзамены. Старший брат Анатолий ушел добровольцем на фронт, откуда уже никогда не вернулся. Дома остались папа, прошедший первую мировую и Гражданскую, мама и 15-летний брат Жора.

А в конце лета 1942 года немец так попер, что из города было уже не выбраться. Жили мы в своем доме. В подполье еще в первый год войны вырыли себе большое убежище от бомбежек. И вот там мы стали прятаться. Потому что один сосед, из раскулаченных, знал, что я была активной комсомолкой. Увидел меня и сразу сказал, что пойдет заявит, чтоб меня расстреляли. Поэтому приходилось скрываться в подполе. К тому же узнала, что в городском гестапо ходит в начальниках бывший ученик моей школы, немец по фамилии Колк. Ну, думаю, если меня увидит, точно расстреляет. И папа прятался, потому что немцы всех мужчин выгоняли на какие-то работы. Еще в первые дни мы с братом, который хорошо плавал, хотели переплыть бухту, чтоб добраться до наших войск. Спустились ночью почти к самому морю, но к берегу так и не смогли подойти — он усиленно охранялся немцами.

Фашисты сразу расклеили объявления по городу, чтобы все евреи явились в назначенный день с вещами для отправки куда-то. К нам пришел папин знакомый по фамилии Александрович и говорит, что они всей семьей собираются идти на тот сборный пункт. Я в ужасе: «Да вы что?! Вас же там всех расстреляют!». Он отвечает: «Ниночка, как вы можете такое говорить? Это же такая цивилизованная нация, страна Гейне и Гёте». Они пошли. И их всех расстреляли в районе села Владимировка, где сейчас стоит памятник «Непокоренным»…

Однажды брата Жору чуть не расстреляли. Вышел он к колонке воды набрать, сполоснул ведро и выплеснул за спину, а там как раз немцы шли. Один подскочил и как даст ему по голове. Жора упал, а он на него дуло автомата наставил. Соседка, пожилая армянка, увидела эту ситуацию и бросилась немцу в ноги, стала умолять, чтоб тот пощадил подростка. Отпустили его. А брат мой в 17 лет, уже после освобождения города, уйдет на фронт и отомстит фашистам за все наши унижения.

Февральской ночью 1943 года слышали мы отдаленные раскаты ужасного боя. Высадился наш десант и в районе Станички, и в Южной Озереевке. А наутро выглядываю из-за забора и вижу: идет Колк в форме гестапо, с ним группа фашистских солдат. Позже мы узнали, что они шли прочесывать лес, чтоб уничтожать оставшихся в живых десантников, которые были разбиты под Южной Озереевкой. Я, как только увидела этого Колка, сказала про себя: «Чтоб ты, гад, не вернулся!». Так он и не вернулся, убили его наши в тех лесах. Дошли до Бога мои слова.

Весной один папин знакомый нам рассказал, что соседка выдала скрывавшуюся так же, как мы в подполье, семью, и их всех расстреляли. Поэтому оставаться нам дома было уже очень опасно. И он перевез нас на своей подводе в Анапу. Там мы и встретили освобождение.

В Новороссийск мы вернулись в январе 1944 года. Сплошные руины… Все проходили проверку в органах НКВД. Кое-кого тогда привлекли к ответственности. А мне без всяких вопросов сразу дали направление на работу учителем русского языка и литературы в школу. Дети в классах все были переростки, потому что пропустили из-за войны по году-два учебы. Писали мы на обрывках газет между строк. Чернил тоже не было, потому писали кто чем придумает. Школа не отапливалась, занимались в верхней одежде. Очень трудно было, особенно последние два военных года.

Малолетняя узница Елена Ивановна МОКШИНА войну встретила семилетней девочкой. Вместе с мамой чудом выжила под пятой оккупантов. И навсегда сохранила в своем сердце черную отметину ненависти к фашизму, лишившему ее детства.

— Осенью 1941 года я должна была пойти в первый класс, но летом грянула война, и об учебе пришлось забыть на несколько долгих, страшных лет.

В августе 1942 года фашисты методично бомбили наш город, и уже шли бои на подступах к нему. После одной из воздушных тревог мы вернулись домой из бомбоубежища, а от нашего дома остались лишь руины — прямое попадание. Мамин знакомый, стоматолог, дал ей ключи от своей квартиры в доме напротив стадиона по улице Советов. Его семья эвакуировалась, потому что они были евреями и боялись, что им в оккупации не выжить. Вот так мы у них и поселились вместе с маминой подругой тетей Ксеней и ее дочкой Леной.

А через день-два и фашисты вошли в город. Немцы входили — как сейчас в кино показывают: первыми на улицы въезжали мотоциклисты, а за ними танки. Гул и лязг гусениц по всему городу стоял. Мы, дети, конечно, страшно испугались, под кровати залезли. Немцы стали шарить по квартирам, вытаскивали нас за руки, за ноги. Партизан искали.

Всё взрослое население ежедневно гоняли рыть окопы. Не брали только тех, у кого были дети до пяти лет. А мне хоть уже и было восемь лет, но я была маленькая и совершенно тощая от постоянного голода, поэтому выглядела намного младше своего возраста. И маму на окопы не гоняли. В здании политехнического института на нашей улице немцы разместили гестапо. Видела, как там стояли часовые с автоматами, здоровенные такие громилы в касках. А рядом с гестапо было здание биржи труда, куда мы с мамой ежедневно ходили отмечаться. Есть было совершенно нечего. Мы пухли с голоду. Не знаю, как выжили. Мама иногда что-то полусъедобное приносила. Помню, например, как где-то она раздобыла макуху. И какой вкусной мне показалась тогда та макуха! Запомнилось еще, как при немцах нас всех, детей, собирали и заставляли ходить в школу. Мы там даже Закон Божий изучали.

В квартире, где мы нашли приют, на кухне был установлен большой бак для воды. Ведь для Новороссийска проблема с водоснабжением всегда стояла очень остро, а потому люди еще с тех давних пор устанавливали баки, чтобы набирать воду впрок. И вот у нас в этом баке несколько дней прятался мужчина. Он днем там сидел и выбирался только по ночам. Я лишь однажды его увидела, бородатый такой, перепугалась. Мама мне только после войны рассказала, что это был партизан, ее давний знакомый. В одну из ночей он ушел, чтобы переплыть бухту и добраться к нашим. Так и не знаю, переплыл ли.

А когда в феврале 1942 года высадился наш десант у Станички на плацдарм, который позже назовут Малой землей, оккупанты стали переселять жителей прибрежной зоны. Дали нам на сборы 24 часа. Мы с мамой ушли в пустовавшую квартиру нашей родственницы. Весь апрель и май шли очень сильные бои в районе Станички и Мысхако, на окраинах города, который давно стал линией фронта. Мы видели огромные массы наших и немецких самолетов, которые, казалось, заслоняли все небо. Очень сильно бомбили. А новороссийцев в это же время стали вообще угонять из города. Наши добрые знакомые тетя Ксеня с дочкой Леной попали в Германию. А нас с мамой отправили на Украину в местечко под названием Пятихатки.

Домой мы вернулись уже в декабре 1943 года, вскоре после того, как Новороссийск был освобожден. Украину тогда тоже начали освобождать. Помню, как мы плакали от счастья, когда увидели наших солдат. Вернулись мы — и не узнали свой город: камня на камне не осталось, особенно в центре. И совершенно пустым был наш Новороссийск.

Ветеран Великой Отечественной Нина Федоровна АНЦЕЛЕВИЧ в первый год войны прошла в Новороссийске обучение на курсах медсестер, но на фронт 16-летнюю девчушку не взяли по возрасту. Оказалась вместе с мамой в оккупации, пережив все ее ужасы. И уже после освобождения она станет бойцом местного истребительного батальона, уничтожая в окрестностях города предателей и диверсантов.

— В мае 1941 года я окончила 8-й класс и хотела поступать в Краснодарский техникум на зубного врача. Но планы смешала война. Уже 23 июня в порту Новороссийска упала первая немецкая бомба. И потом город часто бомбили, постоянно были воздушные тревоги. А жили мы с мамой в одноэтажном домике напротив здания, где сейчас размещается городской музей. И нас спасало то, что квартира была полуподвальной: нам не приходилось бегать в бомбоубежище.

Мама работала на холодильнике в порту. Там дневала и ночевала на продуктовом складе: надо было в последние дни перед приходом немцев все вывозить. Так и не успели мы с ней уйти из Новороссийска.

Год оккупации для нас был черным. Хотя осень выдалась теплая. Часто были налеты на Новороссийск нашей авиации. Часто «катюши» обстреливали фашистов. Я иногда поднималась на крышу высокого здания напротив, откуда смотрела, как наши «катюши» из Кабардинки молотят по городу. Сидела на крыше и ликовала: «Давайте, ребята! Палите по гадам!».

И вот 18 сентября 1943 года. Раннее-раннее утро. Смотрим, по-над заборами крадутся наши. Наверное, разведчики. Сколько было радости! Господи, сколько было радости: пришли наши!..

На следующий день моя мама, тетя Шура с мужем и мой дядя Вася пошли в Новороссийск. Так мы их четверых больше никогда не видели, до сегодняшнего дня не дождались. Как потом выяснили, они зашли в дом, где сейчас городской музей, и в четыре часа утра 20 сентября, подорвавшись на мине, все там погибли под развалинами. Вместе с ними погибло и целое подразделение нашей армии, которое там расквартировали после изгнания фашистов. Ничего от того здания не осталось, все вакуумом утянуло под землю — столько там взрывчатки было нашпиговано. Ведь немцы, уходя из Новороссийска, все заминировали.

Ровно через три недели я возвращаюсь в Новороссийск и иду в военкомат, пишу заявление. Меня призвали, но зачислили не в армию, а в местный истребительный батальон войск МВД, который формировался из бывших партизан и вообще из новороссийцев. И с октября 1942 года я стала служить в качестве бойца-медсестры.
Раздел : Общество, Дата публикации : 2010-05-07 , Автор статьи : Евгений РОЖАНСКИЙ