Мой отец Владимир Петрович Платонов родился в хуторе Лосево Кавказского района в 1924 году. Прожил 77 лет и упокоен на ухоженном Лосевском кладбище. Мир праху его. А в неполные 18 лет от рождения судьба уготовила ему жестокое испытание войной.

…Август 1942 года для Кубани выдался необычно жарким во всех отношениях. К раскаленной знойной атмосфере добавилось напряжение от слухов, что немецкие войска захватили Ростов и двинулись в сторону Краснодара. Героическая кавалерийская атака казачьего соединения генерала Николая Кириченко под Кущевской 2 августа задержала фашистские войска, но остановить, увы, не смогла. И командованию Южного фронта пришлось бросить навстречу врагу в район станции Тихорецкая последние резервы, в том числе — курсантов созданного в конце 1941 года Краснодарского пулеметно-минометного училища. Это были первокурсники, так как второй курс в количестве более чем 2500 человек еще в июне отправили на Сальско-Сталинградскую линию обороны, а в июле срочно перебросили непосредственно для защиты Сталинграда, где практически весь состав курса погиб. Теперь военная судьба жестоко распорядилась жизнью курсантов-новобранцев. То есть тех, кто только в июле 1942 года был зачислен в училище и даже не закончил курс молодого бойца. Но выбора у командования не было. Настолько опасной на Южном фронте складывалась военная ситуация.

В составе первого курса был и мой отец, 17-летний паренек Владимир Платонов. После войны он рассказывал мне и моим братьям, как рвался на фронт, но в Гулькевичском райвоенкомате решили, что из-за возраста в действующую армию он не подходит, а вот в военное училище — в самый раз. Так он стал курсантом Краснодарского пулеметно-минометного училища. А уже через две недели, несмотря на несовершеннолетие, оказался в реальной боевой обстановке. В тот самый трагический момент, когда гитлеровская механизированная армада рванула от Ростова на юг — к кубанским, грозненским и бакинским нефтепромыслам! По меркам войны, от Ростова до Краснодара рукой подать...

«Паники не было, но тревога уже не покидала. Хотя надеялись, что Краснодар не сдадим. Но однажды училище подняли по тревоге! Погрузилось около двухсот человек на десяток автомобилей, и через пару часов колонна прибыла под Тихорецк. Почти все, кроме командиров взводов, необстрелянные и почти не обученные. Развернули нас на позиции справа и слева от дороги на Ростов. Один фланг упирался в железную дорогу Тихорецкая — Новороссийск. Других войск мы не видели. Только успели окопаться и подкрепиться кашей с тушенкой, как вдалеке на дороге показались грузовики противника с пехотой. А за ними по полю — танки. И вся эта лавина прет на нас. Танков много, более двух десятков. У нас ни одного танка, только винтовки, пулеметы и минометы. И лишь одно орудие против танков. Еще бутылки с зажигательной смесью — «коктейлем Молотова», как потом это нехитрое изобретение стало называться.

Минометным огнем мы заставили пехоту покинуть машины и залечь. Несколько машин загорелось. Настроение поднялось. Но когда начался массированный танковый обстрел, стало жутко. Вскоре он прекратился, и появились самолеты. Видимо, танкисты только обозначили для летчиков наше расположение. Враги как будто демонстрировали боевое искусство. Как на учениях. Хотя бомбы падали беспорядочно, часто далеко от наших позиций, но страх охватывал все больше. Временами наступало просто оцепенение. Казалось, что мы обречены. И только побывавшие в боях командиры передавали по цепи, что не надо бояться. Немцев можно бить! Надо подпустить их поближе и ударить по пехоте из всех стволов, а танки забрасывать бутылками с зажигательной смесью. Если побежим — погибнем и не решим поставленной задачи. Легко сказать — «подпустить поближе». Я мысленно с жизнью уже попрощался. И, как все, приготовился отдать ее врагу подороже.

Пока нас обстреливали и бомбили, немецкая пехота развернулась в цепи и двинулась к нашим позициям. Подпустив поближе, мы опять накрыли ее минометным огнем и заставили залечь. Но танки продолжали медленно двигаться в нашу сторону. Мы приготовились встретить их бутылками. Хотя на успех уже и не надеялись...

И тут неожиданно среди танков поднялись сразу несколько земляных фонтанов. Как будто взрывались мощные фугасы. Несколько танков перевернулись, некоторые загорелись, другие стали разворачиваться и отступать. Взрывы продолжались! А мы не могли понять: что происходит? Автомашины немцев разлетались в щепки. Вражеская пехота поднялась и, неся потери от наших пулеметов и минометов, драпанула за уцелевшими танками.

Вскоре разрывы прекратились. И в наступившей тишине мы сначала услышали протяжный паровозный гудок, а потом и увидели на насыпи железной дороги бронепоезд с мощными корабельными орудиями на платформах. Некоторое время он не двигался, и мы успели заметить, что его команда состояла из моряков. Потом, постепенно убыстряясь, бронепоезд покатил в сторону Новороссийска. Туда, откуда и появился. Эта ситуация была похожа на чудо. Чудо спасения! И эту жутко-чудесную картину я буду помнить до самого конца своих дней.

Противник перед нами больше не появился. Вечером, забрав с собой убитых и раненых товарищей, мы погрузились в подъехавшие грузовики и, миновав Краснодар, к середине ночи прибыли в Горячий Ключ. Потом уже узнали, что немцы направились в обход. А чтобы избежать окружения, нас отвели с позиций. В Горячем Ключе начальник училища объявил, что для окончания учебы нас эвакуируют в глубокий тыл. Сначала пешим ходом через горы до Туапсе, а потом поездом в Ереван.

…На фронт в район Моздока я возвратился младшим лейтенантом к январю 1943 года, в самый канун нашего общего наступления на всем Северном Кавказе. В Минеральных Водах пришлось брать железнодорожную станцию, на которой были несколько немецких эшелонов из Германии с вооружением, а также эшелоны с награбленным имуществом для отправки в Германию. В Пятигорске захватили газовую машину смерти. К Кропоткину продвигались тяжело, по бесснежной мерзлой степи. Мост через Кубань был взорван. Переправились с трудом, на подручных средствах. А в феврале я уже участвовал в освобождении родных мне Гулькевичского и Кропоткинского районов. В хуторе Лосево (севернее Кропоткина) я родился, а перед войной оказался в селе Соколовском Гулькевичского района.

В этом селе я и мама с сестрой прятались от чекистов после ареста отца — бывшего красного командира, партийного и хозяйственного работника в конце 1937 года. Боялись, что и нас возьмут — как близких родственников «врага народа» (в 1989 году полностью реабилитированного. — С.П.). Так, совершив своего рода путешествие по «кавказскому кольцу», я оказался там, откуда начинал. С разрешения командира батальона мне удалось повидаться в селе Соколовском с родными и снова отправиться с войсками в наступление. Фашисты драпали быстро, и 14 августа Ростов был освобожден. Немцы и румыны изредка огрызались контратаками на флангах, чтобы не оказаться в котлах. Фронт стабилизировался только после Ростова по реке Миус. Мой 152-й гвардейский стрелковый полк на Донбассе выдвинулся в район знаменитой теперь 300-метровой высоты Саур-Могила.

В день моего рождения, 13 августа, мы начали первый штурм этой высоты. Она не давала нашим войскам продвигаться, поскольку господствовала над всей прилегающей равниной. На третий день мы уже были на вершине, но удержаться, увы, не смогли. Немцы яростно контратаковали и отбили занятый нами участок высоты. Я был ранен осколком мины в ногу. Ранение оказалось легким, и после нескольких дней лечения в медсанбате я снова был в строю — уже в должности командира роты и звании лейтенанта. В это время мы опять овладели Саур-Могилой и дальше двигались практически без тяжелых боев до самого Днепра.

Однако вскоре началось настоящее пекло! Эта наша 50-я гвардейская стрелковая Сталинская дивизия получила задачу замкнуть с юга брешь в Корсунь-Шевченковском котле с десятью гитлеровскими дивизиями».

Выписка из наградного листа: «Рота лейтенанта Платонова получила задание занять высоту на правом берегу Днепра и удерживать ее до подхода основных сил. Рота с боем овладела высотой и прочно ее удерживала, несмотря на бешеные атаки немцев и небольшое количество личного состава. В момент подхода основных сил полка лейтенант Платонов удерживал высоту силами четырех бойцов. В этом бою он был ранен. Достоин награждения орденом Красной Звезды».

— Но я награжден был орденом Отечественной войны. Второе ранение тоже было не тяжелым, — рассказывал отец. — После разгрома окруженных дивизий и небольшого отдыха 152-й гвардейский стрелковый полк в составе 5-й ударной армии перебросили на Никопольский плацдарм. Враг здесь сопротивлялся отчаянно. В одном из боев был убит командир батальона. Я взял командование на себя и поднял все три роты в атаку. В захваченных траншеях большинство врагов были уничтожены. Часть взяли в плен. Но уже по окончании боя один уцелевший вражеский солдат чуть ли не в упор автоматной очередью прошил мою левую руку. Медпомощь запоздала, и началась гангрена. В итоге — ампутация руки.

— Там война для меня и закончилась в девятнадцать лет, — вспоминал отец, — когда я из-за тяжелого ранения и гангрены еле выжил, лишившись левой руки по плечо. Но мне, можно сказать, повезло. Большинство же моих сверстников на той страшной и героической войне погибли. Но ни у меня, ни у большинства тех, кто погиб, не было желания «откосить» от фронта. Наоборот, мы рвались в действующую армию, на фронт. Многие, как и я, прибавляли для этого возраст. Не было чувства, что война народу не нужна. Была убежденность, что для нас эта война священная! Как в драке «стенка на стенку». «Наших бьют!» — и всё. Мало рационального. Только эмоции. И они побеждают все остальное — страх, осторожность.

Тормоза пассажирского поезда Киев — Одесса протяжно проскрипели, вагоны дернулись, и состав остановился у перрона. Надпись из несуразно крупных букв на небольшом здании вокзала извещала, что поезд прибыл на железнодорожную станцию Корсунь. Вдоль вагонов, как в 90-е годы повелось, суетились торговцы разной снедью. А мне было не до них, так как сразу подумалось: а не та ли это станция, при штурме которой в Великую Отечественную был второй раз ранен отец? Хотя он говорил, что сражение называлось Корсунь-Шевченковским. Сталин назвал его вторым Сталинградом — из-за того, что войска двух фронтов под командованием генералов Ватутина и Конева здесь взяли в котел и разгромили 10 гитлеровских дивизий. С досадой и в который раз подумалось также о том, почему я не расспросил отца об этом и других его сражениях подробнее. Видимо, не хотелось, чтобы он лишний раз вспоминал о том, как в неполные 20 лет лишился руки. Возникло желание как можно скорее поехать на родную Кубань, чтобы повидаться с родителями. Не сразу, но так и сделал при первой возможности. Тогда же отец показал мне ту самую копию наградного листа на лейтенанта Платонова Владимира Петровича за подвиг при взятии и удержании тактически важной высоты.

Судьба забрасывала меня на Черкащину трижды. Впервые колхоз имени 1-го Мая Шполянского района я посетил в 1970 году во главе делегации колхоза имени Жданова Гулькевичского района. Два колхоза связывала дружба в рамках социалистического соревнования между хозяйствами братских республик.

Теперь, в 1990 году, я ехал в областной центр Черкассы по службе как сотрудник Комитета госбезопасности уже Киева. А в 1995 году в городе Тальное этой области мне пришлось выступать в районном суде в качестве адвоката в уголовном процессе. Вот такие загогулины судьбы. К этому времени обстановка на Украине была уже не такой братской как прежде. Именно об этом и предстояло мне, подполковнику КГБ, говорить тогда с начальником управления госбезопасности по Черкасской области. В первый приезд не удалось, к сожалению, побывать в местах последних боев отца. Но теперь я твердо решил найти те рубежи, где прервался его боевой путь. А это были кручи правого берега Днепра, где его рота, как я прочитал в наградном листе, в течение суток отбивала жестокую контратаку двух батальонов противника.

После долгого и неприятного разбора сложной оперативной обстановки, связанной с русофобской деятельностью Народного Руха — объединения крайних украинских националистов, возглавляемого уроженцем Звенигородки Черкасской области Вячеславом Черноволом, я все же выехал в предполагаемый район одного из последних боев отца.

На днепровской круче заканчивалось поле, по которому двигался трактор с плугом. Я помахал рукой трактористу. Он остановил трактор, неспешно, как бы разминая ноги, подошел и спросил, что надо. Когда я рассказал об истории отца, он подтвердил, что в этих местах были ожесточенные бои. Уже после войны два механизатора, в том числе его отец, подорвались на минах.

Потом мы еще поговорили о Корсунь-Шевченковском сражении. И когда я сказал, что мне пора возвращаться в Киев, он поинтересовался, чем же я занимаюсь по жизни. Поскольку параллельно с КГБ я преподавал на юридическом факультете университета, решил сообщить, что юриспруденцией. На это мой неожиданный побратим по ранению отцов доверительно сообщил, что в их селе люди опасаются, как бы политика руховцев не довела до свары с Москвой. Далеко глядели, однако, черкасские сельчане... Но что главным лозунгом нациков станет кричалка «Москаляку на гиляку!», тогда никому и в страшном сне не могло присниться. Тем более моему отцу, который до самой кончины свято верил в братскую дружбу однополчан Отечественной войны из разных народов СССР.

Усилиями учителя русского языка и литературы лосевской средней школы № 21 Татьяны Ивановны Грищенко и группы энтузиастов во главе с Александром Ивановичем Шевченко, Иосифом Тимофеевичем Черножуковым и Николаем Ивановичем Платоновым в 2015 году, к 220-й годовщине основания хутора Лосево, была подготовлена и издана книга под названием «Край отцов и родина моя». В ней неоднократно упоминается имя Владимира Петровича Платонова, который после возвращения с фронта пять лет, до укрупнения колхозов, возглавлял сельхозартель имени Кирова, а потом более 25 лет руководил местной властью — Советом депутатов трудящихся. К двум боевым орденам Отечественной войны прибавились два ордена Почета за трудовые заслуги.

Вот выписка из книги: «Владимир Петрович Платонов — фронтовик, по натуре — организатор, сам работал, и рядом с ним все тоже работали. Много внимания уделял молодежи. Не терпел нарушителей порядка, за что имел прозвище «атаман». Старался всем помочь. При нем в 1973 году был открыт памятник солдатам-освободителям и погибшим в Великой Отечественной войне односельчанам».

От себя добавлю, что в 1944 году отец встретил и полюбил учительницу начальных классов Олю Ботвинкину. Они создали семью и прожили в браке около 60 лет. Вырастили четырех сыновей. Для полноты портрета отца еще отмечу его веселый нрав, доброту, справедливость и одновременно строгость. Каждое утро он ставил перед сыновьями задание на день, кому что сделать по хозяйству: в огороде, саду, по уходу за домашними животными. А вечером требовал отчета. Так приучал нас к труду. За это ему отдельное спасибо.

В 2008 году решением Совета Лосевского поселения Владимиру Петровичу Платонову присвоено (посмертно) звание «Почетный гражданин хутора Лосево». Его имя занесено в Книгу почета граждан поселения.

Память об отце жива в сердцах сыновей и внуков. А недавно, в канун очередной годовщины Победы, уже правнук Андрей сделал доклад-сообщение в одной из московских школ о боевом пути прадеда. Так что эстафета памяти об отце-фронтовике продолжается...

Сергей ПЛАТОНОВ.
Раздел : Страницы истории, Дата публикации : 2024-05-08 , Автор статьи :