Слово к читателю

Очень хочется, чтобы ты, уважаемый читатель, хоть немножко отвлекся от всякого рода негатива и чернухи, читая эти светлые, искренние, теплые строки. Да, если честно, мы уже и сами подзабыли, когда был последний обзор вашей поэтической почты. Вот и зима нынче такая красивая…

Как раз об этом — «Зима» нашего постоянного автора из Краснодара Ирины КОВАЛЕНКО:

На щеках у девчонок румянцы,

За окном, как во сне, снегопад!

Замирая в серебряном танце,

Невесомы, снежинки кружат.

А к утру в белоснежные шапки

Приоделись земля и дома.

Даже елочек колкие лапки

Ухитрилась припудрить зима.

Кружевной, ослепительный иней,

Лед, что рифом коралловым лег,

Купол неба, бездонный и синий,

И морозного воздуха вдох!

Не хватает эпитетов лестных

Для восторгов, что чувствуем мы.

Краше лучших полотен известных

Сказка-правда волшебной зимы.

Пожестче и постуденее зима у Людмилы СЕМЕНЦОВОЙ, потому как в ней хозяйничает «Ветер озорной»:

Приготовились к зиме,

Засиделись все в избе.

Подопру сейчас вам двери,

Чтоб хондрозом не болели.

Ну-ка быстро за порог —

Разгребайте мой сугроб.

А студеною зимой

Ты такой бываешь злой!

Позовешь свою подругу,

Недовольную всем вьюгу,

И беснуетесь вдвоем,

И мороз вам нипочем.

Ты беспечный, ты шальной,

Закружил снежинок рой.

Много снега намело,

Детям радостно, смешно.

Ветер, ветер озорной,

Ты возьми меня с собой!

Я завидую тебе —

Ты везде — и ты нигде.

«Извечное» — так называется стихотворение Джона АКОПОВА из Каневского района:

От холодных ветров стынут листья опавшие,

Растеряла природа свой пышный наряд.

Все богатство цветов воедино собравшие,

Над землей хороводом снежинки кружат.

Опускается снег, как покров Божьей Матери,

Кем-то сверху незримо свивается в нить.

По полям и лесам стелет белые скатерти,

Чтоб природу живой до весны сохранить.

Все укутано бережно снежною замятью.

По утрам, на заре, лютый холод колюч.

Но живет в каждой веточке светлою памятью

Все вокруг согревающий солнечный луч.

По весне талый снег с неизбежною участью,

Поседев, все удары судьбы испытав,

Зазвенит на прощанье веселой певучестью,

Новой жизни все силы свои передав.

Жадно выпьет земля ручейки те волшебные,

Все оденет в цветные наряды вокруг,

Чтобы, жизнь пробуждая, порою весеннею

Повторила природа извечный свой круг.

Мы благодарим вас, уважаемые авторы, за веру, надежду, любовь — это дорогого стоит в наши неспокойные и какие-то ненадежные времена. И, как всегда, ждем ваших писем!

Ольга ЦВЕТКОВА

Заместитель главного редактора «Вольной Кубани». Тел. (861) 255-53-62.

Встречи

Так называлось мероприятие, посвященное 100-летию композитора народного артиста СССР Григория Федоровича Пономаренко. Его подготовили и провели активисты Брюховецкого районного совета ветеранов вместе с работниками Брюховецкой центральной библиотеки и домов культуры имени Александра Петрика и имени Ивана Буренкова.

Зрителями стали ветераны, для которых песни Пономаренко были знакомы и близки, те, кто слушал его произведения еще при его жизни, кому посчастливилось с ним встречаться. Прошло оно в актовом зале по улице Тимофеева, 2. День 100-летия композитора совпал с еще одной памятной датой в истории России — днем воинской славы. 2 февраля 1943 года, ровно 78 лет назад, завершилось легендарное сражение, изменившее ход Второй мировой, — Сталинградская битва. Для Григория Федоровича город на Волге тоже стал родным, так как он провел в нем десять лет своей творческой жизни, работая художественным руководителем народного хора Дворца культуры Волгоградского тракторного завода.

Литературно-музыкальный час открыла председатель райсовета ветеранов Любовь Редька. Она рассказала о значимости этих двух событий, и собравшиеся почтили память героев, павших в ожесточенной битве с врагом, и память великого композитора-песенника, жизнь которого трагически оборвалась в 1996 году. Ведущие Валентина Терехова и Ирина Гудкова рассказали о жизни и творчестве композитора, о его песнях. Вспомнили его фронтовые годы, когда молодой еще композитор в составе ансамбля песни и пляски МВД СССР проехал по трудным дорогам войны, выступал перед солдатами в минуты отдыха между боями и под артобстрелами. Особое место было отведено его переезду на Кубань в 1973 году, когда он вместе со своим верным другом баяном ступил на нашу благодатную землю. Именно здесь, на Кубани, ставшей его второй родиной, он получил звание народного артиста СССР, встретил свою любовь, свою песню — Веронику Журавлеву. Как вспоминал сам композитор: «Я всегда благодарил судьбу за то, что живу в этом чудесном крае. С чудесными людьми».

Не раз приезжал Григорий Федорович и в наш Брюховецкий район. Он был хорошо знаком с Валентиной Андреевной Сопильняк, работавшей тогда завотделом культуры райисполкома. Она под его аккомпанемент тоже спела не одну песню. Дружил с бывшим редактором газеты «Строитель коммунизма» («Брюховецкие новости») Алексеем Васильевичем Добрюхой и Георгием Романовичем Сыпченко, светлая им память. Приезжал на открытие Дома культуры в колхозе «Рассвет» села Свободного и выступал здесь с Вероникой Журавлевой с большим творческим концертом. В 1980 году такой же концерт прошел в Переясловском Доме культуры «Россия».

Григорий Пономаренко оставил нам в наследство более четырех тысяч произведений самых разных жанров. Писал о войне, Родине, людях, любви и кубанских просторах. Многие его творения стали народными. Песни Пономаренко пел весь Советский Союз, они практически ежедневно звучали на телевидении и радио. Любят его песни и в нашем районе. Вместе с артистами зрители пели «Оренбургский пуховый платок», «Я назову тебя зоренькой», «Молодой агроном», «Тополя»…

Встреча сопровождалась показом слайдов, и на экране можно было увидеть много интересных сюжетов из жизни замечательного юбиляра.

Татьяна ГОРОДОВА.

Зампредседателя Брюховецкого райсовета ветеранов.

Почему так?

Добрый день, «Вольная Кубань»! Бесстрашная, мудрая, истинно народная газета! Восхищена статьей Натальи Кулаковой «Плата за мусор: что делать, если жилье пустует?» («Вольная Кубань» от 5.02.2021 г.). Спасибо огромное за ликбез. Вырезала, сохраню!

А вот что пережили мы с дочерью. Частный дом № 77, кв. 2 по улице Грибоедова. Тут живу я с дочерью. Прописаны обе. Дочь тут родилась.

Так случилось, что мы досмотрели соседа из дома № 79. Общий забор. И он отписал моей дочери свой домишко в 32 квадратных метра. Дочь (ей уже 60 лет) живет там, но не прописана. Она владелица этого домика.

Мы подали все документы, оформили договоры на вывоз мусора. Она — хозяйка, будет платить за себя. А я буду платить за себя. Размечтались!

Уф! Какие очереди выстояли! Получаем квитанции. Ужас! Дочь — раздвоилась! Она платит за № 79, за свой дом, а я плачу за двоих в доме № 77. Снова — очереди, унижения. Не понимают нас.

Спасибо, помогла районная администрация. Дала справку: дочь живет в доме № 79, но не прописана; а в доме № 77 прописана, но не живет.

Вот уж действительно, без бумажки — ты…

Снова унижение, опять пресмыкаемся перед чинушами. Дошло до них! Платим по 161,89, каждая за себя.

Но… носим мусор на другую улицу за 300 метров, в контейнеры, так как «позвонковый» метод: то в 6.00, то в 6.15, то в 6.30, то в 6.45 пролетает огромное чудище, звякнув — и... мимо, без остановки. Скорее, скорее на полигон до пробок.

Потому и улицы, например наша улица Грибоедова, и зеленая зона усыпаны пакетами с мусором. Их рвут собаки, ветер. Неужели такая нужная, архиважная тема никогда не решится?!

По всему выходит, что мусорщикам лень работать, им бы только деньги грести?

Как было раньше, в доброе советское время: два раза в неделю потихоньку небольшая мусоровозка в сопровождении работницы останавливалась у дома. Позвонили в колокольчик (на кабине был закреплен) — люди вышли, вынесли мусор. Работница проверяла договоры на вывоз мусора. Мы их заключали без всяких очередей, нервотрепок в зале районной администрации по домовым книгам. Несколько сотрудников выписывали эти договоры. А тут собрали все: свидетельства на жилье, на землю, копии паспортов. Зачем?

Да и платили-то раньше копейки! И город был чистым!

Почему сейчас тем же чиновникам от мусора не зайти в каждый дом частного сектора и не проверить договоры?

А ведь проблема в том, что если в семье 5—7 человек (умножить на 161 рубль 89 копеек), то штанов не хватит платить! Вот и не платят… И их неплатеж ложится на плечи законопослушных граждан. Так мы платим и за них, и за нерадивость мусорщиков.

Элеонора КИВАЧИЦКАЯ.

Новороссийск, ул. Грибоедова.

Боль

О блокаде и не только

Добрый день, дорогие сотрудники «Вольной Кубани»! Спасибо за ваш плодотворный труд, особенно за ваши выпуски писем, где читатели рассказывают о себе. Пишет вам истинная блокадница Клавдия Борисовна Серенко (в юности Хава Беляловна Аксенова), 1929 года рождения. Жили мы в Ленинграде на Троицкой улице, дом 32, кв. 1. Мама моя, Рабия Халиловна Аксенова, работала кондуктором в трамвайном парке, который находился напротив нашего дома. В семье было шестеро детей — три брата и три сестры.

Когда было раскулачивание, у нас был большой дом, жили хорошо, а в 1933-м остались нищими. Старшая сестра рассказывала: в чем стояли, в том и выгнали. Отец ночью перевез нас в маленькую комнатушку — 10 квадратных метров всего.

Отца звали Белял Аляутдинович Аляутдинов. Ему пришлось оставить нас одних с мамой. А сам уехал ночью не знаем куда, и мы его больше никогда не видели. Росли в большой нищете. Мы, три сестры, спали на одной кровати на старом матрасе. Братья — один на голой кровати железной, второй на полу, а младший, 1926 года, — на табуретках. Питались до войны одним черным хлебом и чаем, мама раз в неделю варила суп.

Я училась в 25-й школе, окончила четыре класса. Как началась война, больше не учились.

В 1941 году Ленинград обстреливали из артиллерийских орудий, бомбили город так, что страшно вспоминать. В бомбоубежище уже перестали бегать, спали одетые. Молодые женщины дежурили на крышах, сбрасывали зажигательные бомбы. А мы со старшей сестрой ходили рыть окопы. Так жили до августа. Почему-то никто не рассказывает, как нас, детей, начиная с трехлетнего возраста в строгом порядке заставили собираться для эвакуации из Ленинграда. Младшие дети — с воспитателями, школьники, каждый со своим классом и учителем. Привезли нас на Павловский вокзал. Поместили всех в теплушках на голых полках. Родители плачут, дети помладше кричат: «Мама!». Ехали ночью. Привезли нас в Акуловку Ленинградской области — там было много пионерских лагерей. Прожили всего две или три недели. Было еще тепло, когда нам объявили, что если родители за нами не приедут, то нас отвезут в Узбекистан. Мама, конечно, приехала за мной. Дорога шла через лес, мы шли молча. Видим, в лесу на парашютах спускаются фашисты — видимо, разведка. В нас не стреляли. Мы спокойно дошли до вокзала, и на товарном поезде я одна приехала в Ленинград. Мама привезла младшую сестру на второй день, на третий день приехала старшая сестра с братьями.

В сентябре начался голод. На рабочие и детские карточки до 12 лет выдавали по 200 граммов, а на иждивенческие карточки (с 13 лет) и служащим — по 125 граммов черного хлеба. В ноябре умерло уже 60 тысяч человек. Мальчики шли на завод работать, чтобы получать рабочую карточку, и еще им выдавали по куску макухи. Мороз стоял под 40 градусов, в цехах холодина, многие из них не уходили домой, спали у станка, часто умирали. Отопления не было, так как от сильных морозов прорвало трубы. Воды в кранах тоже не было. От голода и холода люди ослабевали и сойти с пятого этажа уже не могли — доползти до магазина. Умирали семьями. Матерей с детьми находили в постели уже мертвыми. Кто мог еще передвигаться, ходили за водой на Неву. Некоторые умирали на ходу. Нас выручала старшая сестра, на саночках привозила воду. На пригорок помогали подняться солдаты, говорили: бабушка, давайте вам поможем. А сестре всего 19 лет — такая она была худая и страшная, глаза огромные, голос стал диким. За хлебом в магазин она вставала в шесть часов утра, все боялась, что хлеба не хватит. Хлеб несла за пазухой, иначе могли отнять. Спасало еще то, что в деревянных двухэтажных домах было печное отопление и потому у нас был кипяток.

Наша Троицкая улица вела на кладбище, и мы с сестрой видели, как, еле передвигаясь, женщины везли на саночках мертвых детей или родителей. Но довезти не могли, оставляли саночки и уходили. Иногда пройдут несколько шагов — и сами падают замертво. Хоронить было некому. Мертвые лежали везде — на дорогах, во дворах, в квартирах… Мы с младшей сестрой тоже иногда теряли сознание, ноги уже не ходили, больше лежали.

Эвакуировали нас 22 марта 1942 года. Морозы были еще сильные. Машина подъехала к крыльцу. Несли нас на руках, положили в машину-полуторку. Была уже ночь, когда ехали по Ладожскому озеру. Я очнулась от крика, подняла голову и увидела много военных. Все кричали: «Назад!». Перед нами машина ушла под лед. Я опять потеряла сознание. Мне было 12 лет. Как нас перевезли через Ладожское озеро, не помню. Вагоны, наверное, уже стояли. И кто нас с сестрой положил на вторую полку, не помню.

Мама сказала, что мы трое суток спали. Не ели, не пили, но выжили. А многие не доехали, дорогой умерли. Ехали 20 суток до станции Курганной, а затем на машине нас привезли в станицу Темиргоевскую, во двор правления колхоза. Нас уже ожидали, был приготовлен обед. Хорошо накормили и развезли на подводах по квартирам колхозников. Нас четверых, маму и трех сестер, поселили у Кабановых, на Трудовой улице, 12. Хозяева были очень добрые, колхоз кормил нас три раза в день. Так мы прожили три месяца. Привезли нас 12 апреля, а 8 августа фашисты оккупировали станицу. Старшая сестра Галина бежала с солдатами. Они переплыли Лабу и через горы добрались до Сухуми. Сестра работала в поселке Гурилипс в эвакогоспитале санитаркой с 1942 по 1945 год.

Фашисты продержались в станице полгода, затем третьего января бежали. Эти полгода мы опять жили впроголодь. Весной питались цветами акации и травой кашкой. Мне пришлось с тринадцати лет работать в колхозе за мисочку затерки. Работали наравне со взрослыми с раннего утра и до вечера. Ходили босиком с ранней весны и до поздней осени — обуви и одежды не было. Мама где-то купила галоши, сшитые из резиновой камеры. Надо было ходить в лес за дровами, печку топить, и всю зиму мы с младшей сестрой туда ходили — мерзли, плакали и опять ходили. И что удивительно — не болели ни мы, ни хозяева! Проработала в колхозе всю войну.

Работала я и на табачной плантации, и грузчиком в 16 лет, возила зерно на элеватор в Курганную. Разгружали зерно сами и на носилках вверх по трапу босиком носили и высыпали. Где только не пришлось мне работать — всего не опишешь. В 1946 году я поехала в Ленинград — получить паспорт и прописаться, очень хотела учиться. Ходила в свою милицию на Троицком поле. А там два милиционера, упитанные такие, едят и хохочут, а я худенькая, маленькая, рыдаю и прошу: «Пропишите, я жила здесь на Троицкой. Мы были эвакуированы». Они говорят, мол, карточная система и нет лимита. И опять хохочут. Ходила два дня и все рыдала, так и уехала ни с чем. Голодная, без денег. Добрые люди дали на дорогу 16 рублей.

Так я опять вернулась в станицу. Прожили там до 1948 года. Пришлось получить паспорт в станице. Но в загсе на меня посмотрели и, видимо, не поверили, что я родилась в 1929 году. И выдали паспорт мне с годом рождения 1930-м. Мы были не слишком грамотные, я сразу не посмотрела. Жили плохо, не было мыла, спичек, керосина, соли и даже ниток.

Позже я вышла замуж за лейтенанта. Нас направили в Забайкалье. Прослужил до капитана, и по болезни (у него была язва желудка) мужа комиссовали. Так мы очутились в Сочи…

Получаю газету «Вольная Кубань» уже очень давно, читаю всегда с большим удовольствием, ценю и благодарна за то, что вы помогаете многим людям в самых разных вопросах. Обращаюсь к вам, уважаемые журналисты, и я с просьбой помочь мне, Аксеновой Хаве Беляловне. Наверное, сохранились в Краснодаре наши эвакуационные документы. И если есть возможность, хорошо бы отыскать эти документы и переслать мне, хотя бы ксерокопии. Буду бесконечно благодарна. Из нашей большой семьи осталась я одна. Эвакуированы четверо: мама Аксенова Рабия Халиловна (1894 года), сестра Аксенова Глафила Беляловна (1922-го), Аксенова Сания Беляловна (1931-го) и я, Аксенова Хава Беляловна (1929-го).

С низким поклоном к вам и уважением Клавдия Борисовна СЕРЕНКО (АКСЕНОВА).

Сочи, ул. Невская, 21а, кв. 33.

Телефон 8-918-613-32-80.

ОТ РЕДАКЦИИ

Перед публикацией этого письма мы созвонились с Клавдией Борисовной, чтобы уточнить некоторые детали и поблагодарить ее за искренность и доверие к газете. Горькие, очень горькие строки, но мы, сегодняшние, всегда должны помнить о том страшном блокадном времени. Так что еще раз — низкий поклон вам, истинная блокадница Клавдия Борисовна Серенко. И здоровья вам! Держитесь!

В ответ Клавдия Борисовна сообщила, что все пока нормально, только ноги подводят — артроз. И добавила: «Память отличная, голова светлая, лет с трех все помню». Да уж, каждому бы из нас так.

И еще. Сообщаем, что ваше письмо мы пересылаем в Государственный архив Краснодарского края, что в Краснодаре по улице Ставропольской, 151а, с просьбой сообщить вам, сохранились ли в Краснодаре ваши эвакуационные документы.

Помогите

Уважаемая «Вольная Кубань»! Прошу вас помочь мне разобраться в создавшейся ситуации, добиться справедливости. Дело в том, что согласно Постановлению Правительства РФ № 1440 от 29.11.18 г. лицам, проработавшим в сельской местности и в сельском хозяйстве не менее 30 лет, положена надбавка к пенсии. Из моего общего стажа работы в сельском хозяйстве Пенсионный фонд Белореченского района выкинул работу в Ельцовском межсовхозном лесхозе за период с 14.06.73 г. по 09.01.1980 г. Соответственно, уменьшился и стаж работы в сельском хозяйстве.

Сначала отказали из-за того, что в перечне работ нет межсовхозных предприятий, есть межколхозные. Ельцовский межсовхозный лесхоз не мог называться межколхозным, так как он был создан на базе лесов, принадлежащих совхозам, в районе колхозов не было! Подчинялся лесхоз алтайскому объединению «Краймежколхозлес», который, в свою очередь, подчинялся производственному управлению сельского хозяйства.

Я обращался в прокуратуру Белореченского района, в краевой Пенсионный фонд. Все мои обращения были направлены в ПФ Белореченска, откуда приходил один и тот же ответ.

В ПФ Белореченского района я обращался несколько раз! В последнем ответе отказали из-за того, что якобы лесхоз занимался деятельностью другого рода согласно присвоенным кодам ОКОНХ. Когда я работал в лесхозе, никаких ОКОНХ еще не было.

Мы занимались охраной лесов, проводили санитарные рубки ухода, сажали лесозащитные полосы, выращивали кормовые культуры для лошадей, ухаживали за животными. Была небольшая пилорама, на которой лес от рубок ухода перерабатывали в пиломатериал. А пиломатериал шел на нужды совхозов. Отходы использовались на дрова. Вот все виды работ, которые выполнялись Ельцовским межсовхозным лесхозом в период моей работы, а чем он занимался в 1980 году и в последующем и какие присвоены ОКОНХ, я не в курсе.

Прошу вас помочь разобраться в моей ситуации и получить конкретные результаты. Такое чувство, что все аргументы, которые я привел выше, никто просто не желает ни видеть, ни слышать!

Юрий Константинович ТИМОШЕНКО.

ст. Рязанская, ул. Центральная, 10, кв. 16.

Белореченский район.

ОТ РЕДАКЦИИ

Это письмо Юрий Константинович привез в редакцию лично и объяснил почему:

— Боюсь, как бы не затерялось, вы — последняя инстанция, по судам просто уже ни сил нет ходить, ни здоровья. Я до прошлого года даже не слышал, где сердце, а теперь…

По всему чувствуется, что крепкий орешек Юрий Константинович, не привык по жизни жаловаться. В 1967-м окончил Брюховецкий техникум механизации и электрификации, направили в Алтайский край. Работал механиком, потом управляющим отделением совхоза (в колхозе — бригада, в совхозе — отделение). Поступил и окончил Алтайский сельскохозяйственный институт. С нуля создавался Ельцовский межсовхозный лесхоз, где он шесть с половиной лет работал главным механиком…

Мама оставалась в станице Кавказской, и они с семьей вернулись в родные места. Юрий уже был женат, подрастали сын и дочка. С супругой Надеждой Ивановной они 53-й год вместе. Четверо внуков, правнучка Ева — прошедшим летом годик исполнился.

— Только очень прошу, не пересылайте мое письмо в Белореченский ПФ — я раз десять там был, все документы им предоставил. Говорят, что они еще год назад, в конце 2019-го, направляли запрос в УПРФ Ельцовского района Алтайского края, потом — повторный, но ответа так и не поступило. А кто должен позаботиться, добиться этого ответа, скажите, пожалуйста! Да и как Белореченскому ПФ доверять, если даже в официальном «Решении об отказе в перерасчете пенсии» за № 1485 меня называют Юрием Викторовичем, а я — Константинович. Вот такая о многом говорящая «мелочь». Как им верить?

А посему у нас убедительная просьба в адрес руководителей краевого управления Пенсионного фонда: услышьте же наконец Юрия Константиновича Тимошенко, помогите разобраться в обозначенной выше проблеме, возьмите под жесткий контроль. Мы не торопим, если на самом деле до сих пор не получены ответы на повторные запросы, — только разберитесь, пожалуйста, конкретно, по существу. Об итогах этой проверки просим сообщить редакции и автору письма в «Вольную Кубань».
Раздел : Прямая связь, Дата публикации : 2021-02-12 , Автор статьи :