ПОБЕДИТЕЛИ. Краснодарец Владимир Бирюков в силу профессионального долга преподавал детям законы физики и математики. А всю свою более чем 90-летнюю биографию он строит по своим собственным законам — в соответствии с тем, как понимает долг перед Родиной, перед жизнью и смертью, перед любовью и фронтовой дружбой.

Жителям Краснодара он известен как преподаватель, давший путевку в жизнь многим благодарным ученикам; как депутат горсовета; как лидер ветеранской организации; как писатель. И — человек, который одним из последних бойцов покидал оккупированный фашистами город, прикрывая отступление, а потом, полгода спустя, освобождал Краснодар от захватчиков.

Планируя эту встречу, я нервничала. Признаться стыдно, но опасалась, что разговор пойдет о давно известных, зафиксированных и растиражированных фактах. И то! За 72 года День освобождения Краснодара от немецко-фашистских захватчиков восстановлен почти поминутно воспоминаниями многих очевидцев, в том числе и моим сегодняшним визави. Что можно сказать нового?..

Однако в условленный час поднимаюсь на пятый этаж дома на Красной. Звоню. Тишина… Наконец быстрые, чуть шаркающие шаги.

— Вы проходите, — смущенно улыбаясь, бормочет хозяин и скрывается в глубине квартиры. Смущена и я. Прохожу в гостиную — ну! Так я и знала. Ковер на стене увешан газетными публикациями о Бирюкове, о его однополчанах — освободителях Краснодара. Десятки статей! Целая Стена памяти — газетная бумага пожелтела, на ее фоне не сразу замечаю висящую тут же шашку в чеканных ножнах. К ней-то и направляется прихорошившийся Владимир Ильич. Наконец рассматриваю его: когда-то очень высокий, сухопарый, и сейчас старается держать осанку; аккуратно одет, с подтяжками модной расцветки. Но живет, видимо, один… Очки с сильными линзами…

А он между тем подступает ко мне с шашкой:

— Та-а-к, становитесь. Счас я вас посвящать буду.

Поначалу остолбеневаю. Февральский полдень. Посреди комнаты стоят два не юных, прямо скажем, человека. И один, всучив холодное оружие другому, на полном серьезе посвящает его… «в мужество». Но молчу. Вежливо жду окончания ритуала, и вдруг в памяти что-то щелкает: в последний раз меня посвящали тридцать восемь лет назад — в пионеры… Этот мысленный отсыл в нашу с ним общую советскую историю как-то сразу все меняет в чуть запыленной, похожей на музей комнате.

— А почему же вы один, Владимир Ильич? — из статей уже знаю, что у него два сына, пять внуков, правнучка.

— Они постоянно приезжают, собираемся по праздникам. Но я вполне самостоятелен!

Ну да, к самостоятельности он привыкал с двенадцати лет, с тех пор как экстерном окончил семилетку и отправился в Новочеркасское педагогическое училище. Через два года пятнадцатилетним подростком поступил в Ростовский университет на физмат. Тогда стремился идти по стопам отца, учителя школы в станице Ольгинской. А потом какими только военными профессиями не позволило овладеть физико-математическое образование. Впрочем, до войны учителем-таки поработать довелось — после первого университетеского курса заврайоно припер к стенке: нет в Ольгинской школе учителя математики, переходи на заочный. Так в 16 лет — благо рослый — встал к учительскому столу. Многие ученики были старше его. Первый выпуск и пришелся аккурат на лето сорок первого.

— В мае уехал сдавать сессию. Двадцать первого июня, в субботу, вернулся домой, договорились на завтра с другом на велосипедах покататься. А в воскресенье уже с утра люди по улице побежали: «Война!». Мы с другом после митинга у правления в Аксай рванули, в военкомат — добровольцами записываться.

— А мама? Родители? Им сказали?

— Нет. Я же взрослый, учитель.

Их, таких взрослых, целая толпа собралась. Военком шугнул: чего приехали, пацанва, надо будет — повесткой вызову.

Тем летом повестки получали рожденные на год раньше, в 1922-м, и призыв почти весь не вернулся домой.

— Все лето мы, гражданские, рыли окопы на левом берегу Дона… — и сейчас, и потом он поражает тем, как четко оперирует событиями, помнит даты, названия населенных пунктов, звания, имена и фамилии фронтовых друзей.

Его призвали в сорок втором — сначала в пехоту, потом, разобравшись в документах, перевели в зенитно-артиллерийский дивизион. Так под Таганрогом он стал зенитчиком.

— Весна сорок второго в Ростове запомнилась редкой, вялой перестрелкой, больше гибло солдат не от налетов, а от неразорвавшихся бомб — ребяческая бравада, ненужные потери. А в конце июня Ростов принялись бомбить беспощадно. С самолетов сбрасывали не только снаряды — рельсы, строительный мусор, извините, бочки с фекалиями… Демонстрировали силу, стремились унизить, запугать. Сбрасывали густым дождем и агитки: переходите, сдавайтесь. Запомнилась карикатура — улыбающийся Гитлер шагает по карте Советского Союза с гармошкой и напевает «Широка страна моя родная», стишок внизу приписали:

Ростов возьму бомбежкой,

Кавказ пройду с гармошкой.

— Читать и собирать эти листовки не разрешалось. Но мы подбирали — когда по нужде шли. А на курево не брали.

— Что, бумага не годилась?

— Нет, содержанием брезговали.

С тяжелыми оборонительными боями отходил в июне 1942 года 57-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион из-под Таганрога в направлении Краснодара. Прошли Кущевку.

— Вокруг удушающий зной, кровь, разруха. Толпы беженцев вперемешку со стадами коров, овец, лошадей, угоняемых в тыл. Люди мечутся, кричат, срывая голоса, когда над ними начинают кружить фашистские самолеты — стреляют из пулеметов, сбрасывают бомбы… Стоны раненых, рев животных, запах горящего зерна на Крыловском элеваторе...

Сколько укора мы видели в глазах измученных людей! И нас, воинов, жгло это молчаливое отступление. Приказ «Ни шагу назад!», вышедший в то время, был нам понятен. Но мы не знали, где и когда наступит рубеж, с которого мы уже не сдвинемся.

Тот рубеж был под Туапсе, где встали насмерть и не пустили врага, рвущегося к нефтяным запасам; под Новороссийском, каждая пядь которого заржавела от крови и железа.

— …Середина февраля сорок третьего года совсем не похожа на сегодняшние солнечные деньки. Февральских окон не помню, шли постоянно то дожди, то мокрый снег. И вот что интересно, ходили в вечно промокшей одежде, в разбухших сапогах, а то и в онучах — и никто не простывал! Не до того было?..

После стольких горьких потерь и поражений, после нечеловеческих лишений мы так обрадовались (! — Авт.), когда в дивизион пришел приказ срочно передислоцироваться: «Идем на Краснодар!».

По непролазной грязи раскисших дорог Кубани и Адыгеи с тяжелыми орудиями, которые тащили тракторы «Комсомолец», они шли отбирать свое, шли к могилам, которые наспех отмечали, чтобы не забыть, при отступлении.

Из истории мы знаем, что основные части советских войск переправились через Кубань по Усть-Лабинской понтонной переправе, стали поочередно занимать станицы Воронежскую, Васюринскую, Старокорсунскую.

— Во второй половине дня 11 февраля дивизион вступил в освобожденную Пашковскую, и уже вечером мы заняли боевые позиции в районе теперешней ТЭЦ. Наступление пехоты на город началось в ночь по обе стороны Ставропольской. Работали автоматы, слышались взрывы гранат. Звуки отдалялись, слабели, а к утру все затихло. На рассвете к центру города двинулись части прикрытия, а с ними — наш начальник разведки. Помню тревожную тишину, и вдруг громкий голос майора Паталахи: «Город взят!».

Продрогшие за ночь (курить и разводить костры в решающую ночь категорически запретили. — Авт.) орудийщики и прибористы орали осипшими глотками, бросались друг к другу, выкрикивая и выплясывая копившуюся так долго жажду реванша.

— Цэ вжэ наши! Город наш! Та невжели свободны! Ридни наши! — женщины, подростки прибежали спозаранку. Плакали, обнимали солдат и офицеров, совали семечки (а чем еще угощать, если сами ели макуху? — Авт.), некоторые отваживались целовать. Воздух будто сгустился от адреналина, всеобщего восторженного экстаза.

Это потом, отдышавшись, стали оглядываться. За шесть месяцев оккупации город разрушили до неузнаваемости. А главное — в душегубках и во время показательных казней убили около 13 тысяч мирных краснодарцев. Скольких нерожденных детей недосчитался город…

— Шел всего сорок третий год, до окончания войны — еще тысячи верст, тонны снарядов, сотни смертей вокруг. Но Краснодар — первый освобожденный нами крупный город — стал предвестником Победы.

Нашей боевой задачей стала охрана краевого центра от налетов фашистской авиации и защита аэродрома в районе станицы Пашковской. Цель у врага была одна — помешать восстановлению Краснодара, подорвать работу промышленных объектов и особенно железной дороги, по которой шло основное снабжение наших войск. Первая батарея сержанта Соловьева заняла позицию возле кислородного завода, вторая, под командованием лейтенанта Мовчана, — возле клуба совхоза Калинина (теперь здесь находится Кубанский государственный университет. — Авт.), третья — в районе мясокомбината.

Зафиксированный службой воздушного наблюдения, оповещения и связи максимум был 30 мая 1943 года: на Краснодар обрушились с бомбами более ста самолетов. Работы у зенитчиков в тот день было невпроворот. Высоко хлопали разрывы зенитных снарядов, протяжно выли сирены и заводские гудки. Пулеметчики зенитной «счетверенки» ориентировались только по звукам моторов — низкие облака скрывали налетчиков. Тот «Юнкерс-88» и стал для второй батареи последним: перед тем как ребята прошили его трассой пуль, успел-таки сбросить на позицию четыре бомбы. «Когда рассеялись пыль и дым, земля была словно вспаханное поле». В этом бою погиб весь расчет «счетверенки».

Историю этой братской могилы долго и поименно восстанавливали школьники гимназии № 4 с помощью многих-многих взрослых, в том числе и с активным участием заместителя крайоно В.И. Бирюкова. И вот уже более сорока лет рядом с КубГУ на мраморном постаменте круглые сутки сторожит небо Краснодара зенитная пушка образца 1939 года — памятник воинам 57-го отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона, павшим при защите города от немецко-фашистских захватчиков. Особое место сбора однополчан…

История дивизиона и моего героя расходится после освобождения Краснодара. Знаменитая 57-я была направлена в Крым и охраняла безопасность Ялтинской конференции. А Владимира Бирюкова послали на краткосрочные курсы и — дальше — освобождать Украину, Польшу. Затем по приказу командования развернули в глубь страны. Только через месяц пути по железной дороге стало ясно: едут воевать с Японией. Сочные, а главное, не в бровь, а в глаз наблюдения-воспоминания у Бирюкова. Рассказывает, как во время подготовки к тренировочным стрельбам потребовалось подготовить площадку в тайге под размещение батареи. Вырубили полянку.

— И вот представьте: война, разруха, неразбериха… А к командиру является депутация из лесной охраны: так, мол, и так, зафиксировали сруб особо ценных пробковых и краснопородных деревьев, майор Казачонок штрафуется на 920 рублей. Извольте…

— А Победу-то где встречали, Владимир Ильич?

— Это самое яркое и незабываемое событие. Весть о Победе пришла во время моего дежурства по батарее. Забежал телефонист в будку: «Возьмите трубку, комдив вызывает».

Он рассказывает, а я представляю недоумение паренька-телефониста, на глазах у которого старший офицер, вытянувшись в струнку, слушал руководство по телефону и внезапно заорал дурным голосом.

— Он посмотрел на меня, словно на ненормального, и спросил: «Что случилось?». Потом мы оба выскочили из дежурки и просто кричали одно слово: «Победа!». Все поняли его значение сразу. Когда дикий восторг чуть-чуть поулегся, когда откричали, откачали и отстрелялись, перед нами встала нелегкая задача: поиск традиционного и неизменного — хоть какой жидкости, чтоб плеснуть в кружку и выпить за Победу! Но в основном голову кружило счастливым хмелем от мысли, что уцелели, что не грозит смерть, не будет больше бомбежек, взрывов. Мы забыли даже о том, что предстоит новая война… А впрочем, тогда уже было все равно… Не боялись.

Вот и говори, что случайностей не бывает: Бирюков — освободитель Краснодара — принимал участие и в освобождении его китайского побратима, Харбина. Вынес лестное впечатление о качестве китайской водки, о честности китайцев и их дисциплине. Отмечает, как много русских проживало там.

— А дальше как сложилось?

— Война окончилась, а моя служба — нет. Меня перевели в Хабаровск. Там встретил любовь. И мы с моей Ниной Георгиевной прожили 61 год. Большую часть — уже в Краснодаре.

— Сбылись мечты?

Он смотрит на меня и вдруг на хорошем английском заверяет, что жизнь сложилась просто «бьютифул» (прекрасно).

— Постойте, это ваш школьный английский? — недоверчиво спрашиваю, зная, что перед войной повсеместно учили немецкий.

— Нет, это тоже эхо войны: радиолокационные установки нам поставляли по ленд-лизу, и все инструкции — на английском. Вот и долбили, изучали, а произношение отрабатывали, выхватывая вражьи голоса… Зато в школе, при преподавании информатики, знаете как пригодилось! — Я слушаю Владимира Ильича, соображаю: ему 92 года, а информатику в наших школах лет двадцать как стали преподавать. Это во сколько он компьютерный язык basic освоил?!

Он живет активной, полнокровной жизнью. Пишет книги. Изданные прошлым летом «Страницы фронтовой памяти» завоевали «Гран-при» конкурса «Светись, светись, далекая звезда».

— А как в этом году день освобождения Краснодара встретите?

Он приосанивается:

— Нужно отдать должное Евланову, он из года в год обязательно нас торжественно привечает. И теперь тоже будет насыщенный день.

…Четыре часа пробежали незаметно. Прощаюсь. Зря я нервничала. Пусть скоро и моя публикация появится на стене Памяти в квартире Бирюкова, но разве можно до конца, до донышка вычерпать этот колодец житейского опыта, воспоминаний... Вечером, переполненная эмоциями, рассказала об освободителе Краснодара сыновьям. Оба долго молчали. «Ты все так и напиши, ничего не опускай», — попросил старший. И я поняла: вот для кого и для чего принимала я посвящение Бирюкова…

Карина МИРАКОВА.

Краснодар.

Сейчас в крае живет около десяти тысяч инвалидов и участников Великой Отечественной войны, и по их количеству Кубань является одним из крупнейших регионов страны.

Сегодня обследование, лечение и реабилитацию ветераны проходят в самых современных условиях. Специализированная и высокотехнологичная медицинская помощь оказывается фронтовикам в краевом клиническом госпитале для ветеранов войн — одном из самых крупных на юге России. По данным краевого минздрава, только в прошлом году здесь прошли лечение более семи тысяч ветеранов Великой Отечественной войны.

Масштабную модернизацию госпиталя оценил и глава региона Александр Ткачев во время последнего посещения. Для учреждения закуплено новое дорогостоящее оборудование — флюорограф и томограф, их общая стоимость — примерно 28 миллионов рублей. Кроме того, в учреждении проведен качественный ремонт. Сейчас полным ходом идет реконструкция последнего корпуса клиники.

Госпиталь тесно взаимодействует с больницами края. Его специалисты постоянно выезжают в районы, в учреждении также работает телемедицинский центр, позволяющий проводить консультации в режиме онлайн.

Ежегодно для фронтовиков проводится диспансеризация, по результатам которой назначается лечение. Для маломобильных ветеранов медицинское обслуживание осуществляется на дому, а в стационарах всех центральных районных и городских больниц есть выделенные палаты, где для них созданы комфортные условия. При необходимости пациенты направляются в специализированные краевые клиники.

В рамках реализации президентского указа с 2008 по 2014 год обеспечено жильем 5272 ветерана Великой Отечественной войны. Проводится и капитальный ремонт жилья фронтовиков. Так, только в прошлом году в муниципалитетах края сделан ремонт для 783 ветеранов и членов семей погибших или умерших инвалидов и участников Великой Отечественной войны.

Как сообщили в региональном министерстве социального развития, поддержка ветеранов в крае обеспечивается не только за счет различных выплат. Участникам Великой Отечественной войны предоставляется широкий спектр социальных услуг. Ветеранам помогают с ремонтом жилья и хозпостроек, на приусадебных участках и в решении бытовых проблем. При необходимости фронтовикам оказывается адресная материальная помощь. Особенно такая поддержка нужна одиноким старикам, для которых социальные работники становятся самыми близкими и родными людьми. При желании одинокие ветераны могут выбрать проживание в стационарных учреждениях, где для них созданы хорошие условия: одноместные номера со всем необходимым, хорошее питание и медицинское обслуживание.

Большое внимание уделяется в регионе и ветеранским организациям — на Кубани действует ряд целевых программ по их поддержке. Благодаря этому ветераны ведут активную общественную работу, участвуют в патриотическом воспитании молодежи, сообщает пресс-служба главы администрации (губернатора) Краснодарского края.

Одна из самых важных дат в истории Краснодара — 12 февраля 1943 года. Город и замученных немецкой оккупацией горожан освободили солдаты Красной Армии. Но время идет, поколения сменяют друг друга, и чтобы подвиг наших земляков не канул в Лету, каждый год мы вспоминаем тех, кто подарил нам мирное небо над головой. Мы обратились к ветеранам — освободителям Краснодара с одним вопросом: что особо запомнилось в тот самый день?

Когда готовилось наступление на Краснодар, я лежал в госпитале с сильным ранением. Тогда было много раненых, которых подлатывали и отправляли снова на фронт. Тогда у нас был приказ № 227 «Ни шагу назад!». И мы не отступали. Гибли, но не отступали. То время было особенно страшным, я видел поля, усеянные трупами солдат, офицеров… Немцы понимали, что завоевание Кавказа и Кубани — шанс на победу. Мы им этого шанса не дали. Помню, когда нам удалось отбить Краснодар, к нам стали выходить люди. Они плакали от счастья. Плакали не только женщины — мужчины, старики. Это сложно передать словами. Люди обнимали нас, целовали, несли нам еду, хотя самим было голодно, называли освободителями. Помню, ко мне подбежали мальчишки: «Дяденька красноармеец, там, в подвале, немец прячется». Пошел за ними — действительно немцы. Человек пятнадцать. Увидели, что я на них автомат направляю, руки подняли и кричат: «Гитлер капут! Гитлер капут!». Такие жалкие, на ломаном русском стали объяснять, что они не виноваты, что их заставили воевать. А ведь когда шли на нас — холеные были, гордые, все должны были ложиться перед ними!

Что они с Краснодаром сделали! Разрушили дома, заводы. А на улице Седина у них была своя фашистская ячейка, они там пытки устраивали. А скольких расстреляли, повесили, убили в душегубках! Победа далась нам дорогой ценой. И очень обидно слышать, как наши иностранные «партнеры» пытаются переписать страницы истории, которые мы, 17—18-летние мальчишки, писали собственной кровью.

— Немцы стали отступать по улице Пролетарской. Убегая, поджигали и взрывали дома. Краснодару тогда сильно досталось — почти все дома были разрушены. Когда мы вошли в город, повсюду видели тела зверски убитых краснодарцев, на шеях висели таблички: «Партизан». Немцы тогда многих людей приговаривали к повешению, их тела висели прямо на улицах города. Когда Краснодар был взят, к нам стали выходить жители. Хорошо запомнилась женщина с ребенком на руках. Она подошла к нам и сказала: «Дорогие ребята, спасибо вам, что освободили нас от немецких захватчиков. Если бы вы задержались на месяц-два, нас бы всех перевешали, перестреляли, передушили в душегубках». У этой женщины от слез глаз не было видно. Позже мы узнали, что у нее сыночка немцы убили за то, что он распространял антифашистские листовки.

— Новость о том, что Краснодар освободили, застала меня в станице Ставропольской на подступах к Ахтырской. Краснодар уже был взят, но немцы еще были на Кубани. Вспоминаю те дни: погода была страшенная — дождь со снегом. Вода повсюду, слякоть. И страшные бои месяцы напролет. Мы как-то наткнулись на дома местных… Зашли в первые два — никого. В третьем нашли женщин, детей, старика… Они жили в 300—400 метрах от фронта, их дом в любой момент могли разбомбить. Люди были напуганы, не выходили из дома по нескольку дней. Идти им было некуда, да и как: поля заминированы. Нас 11 человек перебегало через поле, сам я пересекал его несколько раз. И вот как-то бегу, а сзади меня другой солдат. Он и подорвался на мине.

В 43-м мы освобождали Кубань. Я видел, как гибли многие, приходилось хоронить друзей, сослуживцев. 7 октября мы прогнали немцев из поселка Сенного, а 9-го освободили станицу Запорожскую. Все это время шли ожесточенные бои, даже в последние часы, когда Кубань была почти полностью наша. Но мы смогли, освободили! Пешком прошли всю Кубань и прогнали немцев. Все закончилось 9 октября, в этот день нам устроили салют в честь полного освобождения Краснодарского края.

Спрашивала Наталья СПИЧКА.
Раздел : Новость дня, Дата публикации : 2015-02-12 , Автор статьи :