ГЕОПОЛИТИКА. В феврале 1945 года из крымской Ливадии от имени трех держав антигитлеровской коалиции на весь мир прозвучали многообещающие слова их лидеров: «Совещание в Крыму вновь подтвердило нашу общую решимость сохранить и усилить в предстоящий мирный период то единство целей и действий, которое сделало в современной войне победу возможной… Только при продолжающемся и растущем сотрудничестве и взаимопонимании между нашими тремя странами… может быть реализовано высшее стремление человечества — прочный и длительный мир…

Уинстон ЧЕРЧИЛЛЬ,
Франклин Д.РУЗВЕЛЬТ,
Иосиф СТАЛИН».

Приведенное выше торжественное обязательство Великобритании, США и СССР о стремлении к прочному и длительному послевоенному миру зафиксировано в тексте Заявления о результатах работы Крымской конференции под названием «Единство в организации мира, как и в ведении войны». Конечно, в прямом смысле его нельзя назвать клятвой. Но по существу это есть самое настоящее официальное обещание хранить и укреплять мир, завоеванный в общей борьбе с фашизмом, и после окончания войны.

Войну выиграли! Но клятву сохранить единство, к великому сожалению, вскоре, увы, забыли...

Теперь на Западе нередки попытки переписать военную историю, а также случаи осквернения и уничтожения памятников воинам, на крови которых клялись их вожди. Более того, современные лидеры США и Великобритании (двух членов коалиции, которая, как следует из текста Заявления, заключалась бессрочно) на днях не менее громогласно заявили о стремлении нанести как можно больший вред внешнеполитическим позициям и экономике России, пообещав «разорвать ее в клочья». Вот такое единство!

При этом политические карлики делают вид, будто не понимают (или действительно не понимают), что таким образом они не только угрожают безопасности третьего члена коалиции, но и провоцируют опасный международный конфликт и проявляют черную неблагодарность к потомкам тех миллионов советских воинов, которые жертвенно спасли их предков да и народы всей планеты от фашизма — коричневой чумы двадцатого века.

…По окончании Тегеранской конференции 1943 года лидеры стран антигитлеровской коалиции договорились встретиться снова, как только потребует обстановка.

К осени 1944 года Сталину и Рузвельту стало понятно, что для координации усилий по нанесению решающих ударов по противнику и определения послевоенного устройства Германии такая встреча чрезвычайно необходима. Однако британский премьер Черчилль тянул, надеясь, что теперь они обойдутся и без Сталина. Более того, он все сильнее склонялся к мысли о сдерживании Красной Армии путем заключения сепаратного мира с внутренними противниками Гитлера в самой Германии.

Голубой мечтой британца был план совместно с немцами отбросить нас назад к границам СССР. Другого мнения был Рузвельт. Для США с разгромом Германии война, увы, не оканчивалась. Оставалась Япония. И президент понимал, что без помощи СССР война на Тихом океане может затянуться надолго, с непредсказуемым концом. Потому-то у Черчилля не было шансов реализовать свой коварный план без согласия Рузвельта. Также Рузвельт задумал идти на четвертый президентский срок, и поэтому требовалось наглядно продемонстрировать избирателям, что он хорошо понимает, с кем и как привести страну к полной победе.

В связи с этим обстоятельством Рузвельт в июле 1944 года откровенно писал Сталину: «Мы приближаемся ко времени принятия дальнейших стратегических решений, и такая встреча помогла бы мне во внутренних делах». Какие такие внутренние дела не мог решить президент США без помощи Сталина? А такие: впервые в политической истории США и вопреки стойкой традиции ограничения президентского служения двумя сроками Рузвельт, заканчивая третий (!) срок, решил идти на четвертые выборы. И для успеха на них ему необходима была яркая демонстрация военного триумфа. Встреча «тройки», как ничто другое, могла послужить этой цели. Однако принятие окончательного решения о ее проведении постоянно откладывалось…

К январю 1945 года СССР достиг такой военной силы и развил такой темп наступления, что мог без посторонней помощи одолеть гитлеровскую военную машину. По данным Генштаба Красной Армии, за вторую половину января наши войска на фронте от Балтики до Карпат более чем в 700 километров с боями продвинулись на 500 километров и ступили на территорию Германии. Парадокс, но первым от таких темпов запаниковал Черчилль. По этой же причине несколько раньше произошло событие, которое коренным образом повлияло на политическую позицию союзников на завершающем этапе войны. И, собственно, окончательно предопределило необходимость крымской встречи.

В конце 1944 года Гитлер дал указание войскам, удерживая фронт на востоке, провести крупную наступательную операцию на Западном фронте. Он надеялся добиться успеха и заставить Лондон и Вашингтон сесть за стол переговоров о сепаратном мире и таким образом спасти свою шкуру: «Переговоры можно вести только с благоприятных военных позиций… Западные державы будут более сговорчивыми… Черчилль ненавидит большевиков почти так же, как я сам, и это военное поражение дало бы премьер-министру повод вступить с Германией в переговоры», — заявил он на совещании с высшим военным командованием.

В результате успешного наступления по линии Арденны — Антверпен в Бельгии, а потом южнее, под Страсбургом, немцам удалось создать угрозу поворота ситуации в пользу Германии. Но Черчилль с Рузвельтом поступили не так, как рассчитывал Гитлер. Вместо предложения о мире они обратились за помощью к Сталину: «Можем ли мы надеяться на крупное русское наступление на фронте Вислы в течение января? Мы считаем это дело срочным».

Сталин ответил немедленно: «Можете не сомневаться, что мы сделаем все возможное для того, чтобы оказать содействие нашим славным союзным войскам». Далее он добавляет, что запланированное на 20 января наступление он дал приказ начать раньше по всему Центральному фронту в направлении Берлина. Уже 8 января Гитлер был вынужден остановить западное наступление и приступить к переброске 8 дивизий и 500 танков на восток. Союзные войска были спасены от разгрома. А мы — от… очень вероятного сепаратного мира.

Понимая и используя этот интерес, Сталин, в свою очередь, в письме Черчиллю предлагал провести конференцию в освобожденном полгода назад Крыму, чтобы партнеры своими глазами увидели и прочувствовали масштаб бедствий от германской оккупации. В это же время он сообщал Рузвельту, что на предстоящем совещании он хотел бы обсудить условия сделанного им в Тегеране предложения о вступлении СССР в войну с Японией. Не следует забывать, что с апреля 1941 года между СССР и Японией действовал договор о ненападении. И строго говоря, наше возможное участие в войне с Токио попахивало международным вероломством. Для того чтобы Сталин смог преодолеть этот барьер, требовался сильный стимул. Таковым являлся территориальный «пирог» — претензии Сталина на возврат в лоно СССР Южного Сахалина и Курильских островов.

Сталин, к сведению, не согласился с предложением партнеров о проведении совещания в Египте и настоял на Крыме. Для этого, писал он Рузвельту, есть три причины: во-первых, его проведение на территории СССР будет знаком признания членами коалиции победоносных заслуг воинов Красной Армии и жертв советского народа в общей борьбе; во-вторых, это даст возможность лидерам США и Великобритании лично убедиться в масштабах разрушений, причиненных народному хозяйству немецкой оккупацией; в-третьих — из-за необходимости ежедневного внимания Верховного Главнокомандующего к событиям на фронтах в условиях широкомасштабного наступления, а также в связи с настойчивой рекомендацией врачей ему лично не совершать длительных поездок.

Зная заинтересованность Рузвельта в проведении конференции, Сталин использовал в этом вопросе его влияние на Черчилля…

До прилета в Крым (по настойчивой просьбе Черчилля) лидеры США и Великобритании встретились на Мальте. «Мы должны предварительно обсудить некоторые вопросы без участия русских», — писал Черчилль Рузвельту. И когда встреча уже происходила, он внушал американскому президенту: нельзя допустить, чтобы Сталин занял большую часть Германии; Советская Россия теперь из союзника превращается в смертельную угрозу для свободного мира; под влиянием побед Советов в Европе очень сильны левые настроения, и мы не должны допустить их реализации; именно на Европейском континенте теперь проходит передний край обороны США. Однако, в целом соглашаясь с настроением и оценками британского военного вождя, Рузвельт, если судить по итогам конференции, не дал втянуть себя в интриги против Сталина. Теперь из архивов стал известен его ответ Черчиллю: «Мы должны иметь твердую поддержку Советского Союза для разгрома Германии. Мы отчаянно нуждаемся в СССР для войны с Японией. СССР так силен, что мой военный штаб призывает к величайшей осторожности в отношениях с ним».

Взвешенность и реализм крымской позиции Рузвельта его оппонентами оценивались превратно и впоследствии дали повод некоторым американским, английским историкам, а также военным и политикам неодобрительно отзываться о его действиях в Крыму. А после смерти даже обвинять в том, что он своими уступками Сталину «совершил ошибку» и даже «предал интересы США». Видный военный деятель США генерал Арнольд писал президенту: «Нашим очередным врагом будет Россия, и США должны расположить свои базы по всему миру так, чтобы с них можно было атаковать любой объект на громадной территории России». В 1947 году государственный секретарь США Джон Фостер Даллес утверждал: «Решения Тегерана и Ялты были выгодны только СССР». Но это не так. Ведь именно тогда же, на Мальте, Рузвельт, пусть и неохотно, согласился с Черчиллем не посвящать русских союзников в секреты их совместного атомного проекта. Уже тогда они договорились безраздельно контролировать мир в качестве атомного патруля. Позже он сожалел, что уступил британцу, и говорил, что союзники так не поступают. Рузвельт, конечно, не был голубем мира. Но в отличие от британца он никогда не был политической бестией и циником.

Накануне Крымской конференции (6 января 1945 года) в послании конгрессу «О положении страны» президент озабоченно отмечал: «Чем ближе мы приближаемся к сокрушению наших врагов, тем больше мы осознаем существующие различия между победителями. Но мы не должны позволить этим различиям разъединить нас и сделать незрячими в отношении долговременных интересов». И вслед за этим предостережением закончил послание действительно вещими словами, которых политический класс США не услышал тогда и не слышит до сей поры: «Ни один народ не может оказать услугу международному сотрудничеству и прогрессу, возомнив, что он владеет монополией на истину или добродетель…». Как разительно это противоречит заявлениям теперешних правителей США об исключительности американской нации!

А ведь на Рузвельта кроме Черчилля давили и свои. Еще до Крыма генерал Маршалл (да, тот самый автор послевоенного плана восстановления Европы и сдерживания СССР) в письме Рузвельту назвал успехи Красной Армии «стремительными и впечатляющими», но с учетом американских интересов в Европе предлагал сдержать наступление русских путем сокращения поставок по ленд-лизу. Но Рузвельт не соглашается, посчитав такой шаг рискованным прежде всего для США. Его проницательность подтвердилась уже в декабре того же года, когда из-за разгрома под Арденнами немцами нескольких англо-американских дивизий пришлось обращаться к русским за срочной помощью. И мы выручили! А окажись наши войска намеренно ослабленными, как коварно предлагал генерал Маршалл, что было бы тогда?

Уже в ходе крымской встречи президент получил письмо политического советника посольства США и будущего посла в Москве Д.Кеннана, в котором тот заклинал Рузвельта и Черчилля: «Не ведите себя с русскими дружелюбно, не говорите с ними об общности целей, которых в действительности не существует. Я вполне осознаю реальности этой войны, а также тот факт, что МЫ СЛИШКОМ СЛАБЫ (заглавными выделено мною. — С.П.), чтобы выиграть ее без сотрудничества с Россией. Но идея ООН должна быть похоронена как можно быстрее, иначе мы будем вынуждены защищать русскую сферу влияния в Европе».

Итак, и президент США, и его военный штаб, и один из основных американских идеологов осознают одно и то же: мы слабы. И без России войну либо не выиграем, либо выиграем, но не скоро. Именно этим и объясняется лояльность Рузвельта в Крыму. И никаких уступок он Сталину не делал. Наоборот, великий политик Сталин делал все, чтобы показать визави: несмотря на возросшую мощь Красной Армии и ее способность самостоятельно одолеть Германию, мы остаемся надежными союзниками и не преследуем иных целей, кроме разгрома общего врага. И это в отличие от великого интригана Черчилля, который вопреки официальным заявлениям постоянно склонял Рузвельта к сепаратным действиям за спиной Сталина, вплоть до предательства общего дела.

Там же, на Мальте, Черчилль убедил президента помочь ему сломить сопротивление Сталина по вопросу включения в состав польского правительства близких ему политиков (англоманов) из среды лондонской эмиграции.

Завершая мальтийскую встречу, преисполненный пониманием исторического значения предстоящей конференции и настроенный, несмотря на свой тяжелый недуг, всегда романтично, Рузвельт сказал: «Господин премьер, мы с вами отправляемся в Крым, как когда-то древнегреческие герои аргонавты в Колхиду на поиски Золотого руна. Да поможет нам Бог!».

…3 февраля 1945 года.

Аэродром Саки в Крыму.

С интервалом в пятнадцать минут приземляются два самолета. С Черчиллем и с Рузвельтом.

Накануне в Симферополь поездом прибыл Сталин.

По всему чувствовалось, что главы и члены делегаций пребывали в ожидании исторических решений встречи. Ведь успех конференции гарантировал скорый разгром фашизма. Неудача могла породить цепь как ожидаемых, так и непредсказуемых негативных последствий для всех, кто сражался с фашизмом и надеялся его победить.

Черчилля и Рузвельта встречал Молотов с членами советской делегации. Атмосферу особого значения встречи подчеркивало участие в ней в качестве секретарей дочерей премьера и президента. Не скоро, через девять часов, по еще разбитой недавними бомбежками дороге, с короткой остановкой на горном перевале для обеда, кортежи автомобилей с высокими гостями добрались до мест назначения.

Черчилля разместили (не без расчета) в более скромном Воронцовском дворце Алупки, а Рузвельта — в шикарном Ливадийском дворце. Сталин остановился в самом скромном Юсуповском дворце в Кореизе.

Пленарные же заседания проводились в Ливадийском дворце. Всего было проведено восемь заседаний. Параллельно заседали министры иностранных дел и военные штабы.

На первом пленарном заседании обсуждались текущие военные вопросы — доклады руководителей генеральных штабов о положении на театрах военных действий и согласование планов по завершению разгрома Германии. Договорились также, что и после конференции совещания военных штабов союзников «будут продолжаться всякий раз, как в этом возникнет необходимость». По итогам первого заседания было заявлено, что «нацистская Германия обречена. Германский народ, пытаясь продолжать свое безнадежное сопротивление, лишь делает для себя тяжелее цену своего поражения».

Сергей ПЛАТОНОВ.

Доктор права, профессор.

Москва — Краснодар — Москва.

(Окончание в четверг, 12 февраля с.г.)
Раздел : Политика, Дата публикации : 2015-02-05 , Автор статьи :