Казак-доброволец хуторского общества «Невский» Новороссийского РКО Олег Бурлуцкий после шестимесячного пребывания на передовой в зоне проведения специальной военной операции вернулся домой, где поделился своими свежими впечатлениями как об украинском «контрнаступе», так и вообще о боевых буднях, которые ему пришлось пройти.

Двухметровый гигант, косая сажень в плечах, настоящий русский богатырь, Олег Бурлуцкий, 1973 года рождения, на всех построениях и парадах казаков города-героя — правофланговый в первой шеренге. Уроженец города Каменска-Шахтинского Ростовской области, родовой донской казак. Но сам связал свою судьбу с казачеством в 2012 году уже на Кубани, когда переехал на постоянное место жительства в Новороссийск. За эти годы дослужился до чина вахмистра. Постоянно входит в состав правления хуторского казачьего общества «Невский», откуда уходил на СВО с должности председателя ревизионной комиссии.

— Олег, что заставило тебя отправиться на специальную военную операцию?

— Одного фактора нет, их много. В первую очередь, есть чувство патриотизма и чувство долга. Во-вторых, мой родной город расположен вблизи границы с Донбассом, и мне бы не хотелось, чтобы в него прилетало от укронацистов. Неподалеку от Каменска-Шахтинского расположен город Краснодон, который, как известно, прославили в годы Великой Отечественной войны молодогвардейцы, на примере которых и нас воспитывали с детства. Поэтому это был мой шаг к защите своей страны. К тому же мой двоюродный брат живет в Донецке, и у меня давно зрела мысль о необходимости отправиться на передовую. Есть еще одно обстоятельство, по которому многие россияне, в том числе казаки, добровольно идут воевать: желание внутренне обнулиться от повседневных забот о зарабатывании средств на существование.

— Почему ты пошел в бригаду «Дон»?

— Отряд БАРС-11, костяк которого составили новороссийские казаки во главе с районным атаманом Виктором Юриным, прошел подготовку на форте Раевском и отправился на СВО осенью прошлого года, а я смог уладить все свои домашние, семейные дела только к началу декабря. Хотел попасть к своим, но это оказалось невозможно. А еще в первом составе бригады «Дон» воевали наши казаки Константиновского ХКО во главе с атаманом Владимиром Гавриленко, по рекомендации которого я и пошел по их стопам. Сказалось и то, что я все-таки уроженец Дона.

— Когда и в какой должности оказался в зоне боевых действий?

— Границу мы пересекли 29 декабря и оказались в городе Скадовске Херсонской области. А непосредственно в зоне боевого соприкосновения я оказался 13 января. Меня по штатному расписанию направили в ремонтное подразделение электриком, поскольку там при распределении смотрят на твою гражданскую профессию и военно-учетную специальность. А я после школы окончил профтехучилище, получил профессию электромонтера промышленного оборудования, работал электриком на разных предприятиях, даже служить довелось в стройбате. Три первых месяца я прослужил ремонтником.

— И ремонтом занимались прямо на передовой?

— Мы стояли на Кинбурнской косе под Очаковом. Вся эта коса и есть передовая, где нет тыла, потому что коса простреливается насквозь из 155-х гаубиц. По тем нашим позициям, которые находятся на кромке берега Черного моря, с очень сильно укрепленного острова Первомайский работали еще и из 120-х минометов. Хотя наши ребята однажды умудрились так удачно попасть в это укрепление, что там долго и очень громко взрывался склад боекомплекта, после чего недели три оттуда вообще ничего не прилетало. На западной окраине косы постоянно действовали диверсионные группы СВУ.

Так что мы были на самом острие. И в тех условиях приходилось вытягивать в более-менее безопасное место и ремонтировать нашу подбитую технику, а также заправлять топливом действующую. Все зависело от случайности и простого везения: попадет в тебя или не попадет. Бывало, прилетало близко, не единожды разносило вдребезги наши пункты временного размещения. Но, наверное, Бог меня хранил, ни царапины.

— Что помогало выдержать такое колоссальное морально-психологическое напряжение?

— Чувство юмора. Мы постоянно старались шутить, все переводили в смех. Ведь при постоянных обстрелах твоя психика начинает сжиматься, как пружина, но у всякой пружины есть предел прочности, она может лопнуть. Нужна разгрузка. Надо больше общаться друг с другом, что мы и делали. Однажды ребята нашли игрушечные детские пистолеты и стали играть в войнушку, бегали по двору друг за другом, щелкая пластмассовыми курками. Смеялись до слез.

Иначе можно было бы сойти с ума. Ты ложишься спать и знаешь, что можешь не проснуться, если в тебя ночью попадет. Прилетов в 100—200 метрах от тебя ты уже не слышишь, привыкаешь. А когда метрах в 30—40 разрыв, то уже просыпаешься.

— Как наши бойцы на передовой относятся к врагу?

— Есть среди них откровенные фашисты, нацисты, которых, честно скажу, старались даже в плен не брать. А другие украинцы — это наши братья-славяне, многие из которых и воевать-то не хотели, их насильно отправили на фронт.

У нас был один показательный в этом смысле случай. От нас в двух сотнях метров располагались позиции противника, а на нейтральной полосе, ближе к нам, бил родник с очень вкусной водой. Сидим мы однажды поздним вечером в землянке, и спускается к нам неизвестный с двумя полными 19-литровыми баклажками воды: «Ой, хлопци, я шо, не туды попав?». Мы ему в ответ: «Туды! Туды! Заходи!» Украинский солдат ходил к роднику и заблудился. Ну, мы понимаем, что водопой — святое дело, отпускаем его. А он чуть не на колени становится: «Возьмите меня лучше в плен, я не хочу возвращаться!».

Еще когда я был на косе, помогал нашему саперу уничтожать вблизи наших позиций неразорвавшиеся вражеские мины и снаряды. Так вот нам часто попадались снаряды, с которых даже наконечники не были сняты, они по определению не могли бы взорваться, и на них — надписи: «Чем можем — тем поможем».

— Стрелять в противника доводилось?

— В начале СВО повсюду были штурмовые операции, перестрелки, стрекотня. Сейчас война пошла иначе. Это позиционные бои. Все сидят на месте и работают из артиллерии или танков. Личное огнестрельное оружие используется редко. Дрон прилетел, увидел твою позицию, дал координаты, и все — по тебе прилетело. Не успел спрятаться — пиши пропало.

Пока мы в составе 26 человек оставались на косе, остальной наш батальон ушел в сторону Донецка. Потом и нас вывели в Луганск, переформировали и направили в диверсионно-разведывательный батальон, уже под Соледар. Там я сначала был стрелком АГС (автоматического гранатомета). Вот из него я по врагу стрелял. Мы обеспечивали огневую поддержку при атаках по тем позициям, которые были уже нами пристреляны. А затем уже до окончания контракта я был связистом. В мои обязанности входило обеспечение связи с нашими позициями, со всеми соседями и со штабом округа.

— Ты заканчивал контракт, когда ВСУ пошли в свой давно обещанный контрнаступ. Застал начало этих боев?

— Это началось 5 мая рано утром по всей линии фронта, наш батальон уже выводился с передовой, шла ротация. И пока некого было оставить на охране соляного завода в Соледаре, нас восемь человек комбат направил туда, на вторую линию обороны, менее чем в полутора километрах от линии соприкосновения. У врага была мощнейшая артподготовка. Потом они поперли на нас, но им так наши накидали, что они почти сразу отошли, так и не дойдя даже до первой линии нашей обороны.

— Говорят, не бывает на войне не страшно. Это так?

— Есть разница между пониманием опасности и паническим чувством безысходности. Ты знал, куда и зачем ты пришел. Пока я находился на подготовке в Новочеркасске, а затем в Скадовске, уже морально готовился к тому, что меня ожидает. Хотя у нас были ребята, у которых сдавала психика. Особенно за несколько дней перед наступлением СВУ. Враг накидывал по нам так много и часто, что у нас начали появляться погибшие и много раненых.

У одного нашего молодого бойца нервы не выдержали, он пришел к комбату и прямо заявил, что больше не сможет находиться на передке. Но надо отдать ему должное, он в тот день проявил себя и пережил действительно кромешный ад. Вдвоем с другим бойцом они пять часов вытаскивали из-под огня погибшего с позывным «Большой». Начинается очередной обстрел, они прячутся, затем в перерывах вновь ползут к погибшему, скотчем перематывают оторванные осколками и взрывами части тела и вновь тянут его к нашим позициям. Так длилось пять часов, которые стали переломными для этого парня. К нему отнеслись с пониманием, перевели в тыловое подразделение, где тоже службы хватает.

— За эти полгода на фронте какой у тебя был самый памятный момент?

— Когда я был в Луганске, ко мне приехала жена Ирина. Она из Благовещенска. Встретились с ней случайно, когда я единственный раз позволил себе поехать на отдых за границу, в Египет. Затем она, будучи врачом-психиатром, перевелась с Дальнего Востока на Кубань, а вскоре мы поженились. Так вот, у нее в начале апреля был отпуск, а нас как раз вывели на кратковременный отдых. И меня на сутки командир отпустил в увольнительную.

Новороссийск.

ККВ. В минувшее воскресенье в Анапе впервые состоялись Безкровненские поминовения, став восемнадцатой памятной акцией Кубанского казачьего войска.

Именно под руководством атамана Черноморского войска Алексея Безкровного в 1828 году русские войска и казаки взяли штурмом турецкую крепость Анапу. В поминовениях приняли участие атаман ККВ Александр Власов, мэр города-курорта Василий Швец, атаман Таманского отдела депутат ЗСК Иван Безуглый, епископ Новороссийский и Геленджикский Феогност, казаки.
Раздел : Кубанские казаки, Дата публикации : 2023-06-27 , Автор статьи : Евгений РОЖАНСКИЙ