Петер Млын, несмотря на годы, проведенные в пражской тюрьме, хорошо выглядел и нисколько не изменился за то время, что они не виделись. Возмужавший Зденек стал очень похожим на отца. Незнакомые люди вполне могли принять этих высоких, стройных, крупнолицых и большеглазых темноволосых мужчин за братьев. Метро быстро доставило их в тот район, где Петер уже почти год снимал две небольшие комнаты. Зденеку они понравились, и он остался у отца. Здесь же он застал извещение о почтовом переводе на пятьсот фунтов стерлингов от Гарри. Для того времени это были хорошие деньги. Английская оперативность и щедрость оставляли хорошее впечатление. Поражал и Лондон. Шикарный и помпезный центр. Опрятные окраины. Во всем основательность и комфорт. Внешне Москва, конечно, проигрывала.

Впереди был целый месяц, но они каждый день с утра и нередко до позднего вечера все говорили и говорили. О жене и маме, которая одна в Праге. О родителях отца и мамы, пострадавших из-за его ареста. О Праге и Чехии, где только что прекратились внутрипартийные распри. О Москве и Советском Союзе, нелегко переживавших постсталинское время. Однажды отец завел речь о своем аресте и спросил, как и от кого об этом узнал Зденек. Не ожидавший вопроса сын несколько растерялся, но потом, чуть помедлив, ответил, что об этом ему сообщили в деканате университета. Про посольство решил умолчать. Посчитал, что так лучше.

— А за что арестовали, знаешь?

— Сказали, за участие в антипартийной группе. И все.

— Думаю, тебе знать об этом необходимо. Но сначала скажи, как ты относишься к советской системе? И как думаешь, у нее есть будущее? Ты ведь столько лет живешь в СССР.

— Отец, я не знаю в Москве таких людей, которые бы говорили, что у СССР нет будущего. Наоборот, есть какая-то фанатичная вера в социализм и коммунизм. Особенно после победы над фашизмом. Кажется, что если их позовут штурмовать небо, они покорят и его. Даже с помощью обычных лестниц, а может, придумают и что-то другое. Думаю, что советской системе не хватает гуманности к людям. Все очень жестко, а иногда и жестоко. Но руководители страны уверяют, что без этого в окружении недружественных стран системе социализма не выстоять. Им верят, особенно молодежь. — Зденек встал, обнял отца и, улыбаясь, добавил: — Я сам уже стал советским.

— Вот этого я и опасался, — вдруг сказал Петер. И после недолгой паузы продолжил: — Когда после смерти Клемента Готвальда к власти пришли Запотоцкий и глава компартии Новотный, я еще преподавал философию и состоял в социал-демократах. Вскоре меня пригласил президент и предложил возглавить управление по связям с партиями. Я сразу дал согласие, вышел из партии (так требовал закон) и приступил к делу. Профессора любят, когда их зовут во власть. В это время в Национальном фронте коммунисты уже доминировали, но еще считались и с другими партиями. Но потом их как будто подменили. Новотный стал плести интриги против Запотоцкого. Надо было определяться. И я, естественно, стал на сторону президента. Но все решила Москва. Там поддержали Новотного, и президент превратился в свадебного генерала. Коммунисты затеяли тотальную национализацию промышленности и банков. Фермеров насильно загоняли в кооперативы. Экономика отреагировала спадом. Я, Гусак и еще несколько товарищей выступили против этого курса, за сохранение демократии. Дело кончилось нашим арестом и осуждением за «буржуазный национализм». Гусаку дали пожизненный срок, а мне и другим участникам «антипартийной группы» — по пять лет. При помиловании пришлось признать вину и дать подписку об отказе от политической борьбы с режимом. Иначе я бы здесь не находился. Такова кратко история моего печального хождения во власть. Больше туда я не ходок и тебе не рекомендую!

— Отец, ты сказал, что вы пострадали, пытаясь сохранить демократию. А стоила она того? И вообще, что такое демократия? Мне кажется, это какой-то миф.

— До ареста и особенно в тюрьме я много об этом размышлял. Мнение о существовании универсальной, тем более чистой демократии действительно миф. На самом деле есть демократии разных типов: демоохлократия, демоавтократия, демототакратия и другие — анархия, фашизм и даже народная тирания. Чистой демократии нет.

— Насчет фашизма ты не перебрал?

— Нет. Объясню, в чем тут, образно говоря, фокус. От таких форм власти, как монархия и аристократия, демократии отличаются только наличием избирательного процесса. По содержанию политического режима они иногда сближаются до неприличного сходства. А вот избирательная процедура сверху донизу присуща только демократиям. При этом голосование может быть: методом крика на площади; избранием в трудовых коллективах; по месту жительства; открыто или тайно; прямое или через представителей; с лишением права участия в выборах каких-то слоев или без такового. Поэтому и фашизм тоже, так как это не форма власти, а содержание политического режима, нередко избранного демократическим путем. И социализм автоматически ничего не гарантирует. СССР при Сталине и теперь — это две разные демократии, выбранные на основе одной и той же избирательной процедуры, прописанной в Конституции 1936 года. Была сталинская демототакратия. Теперь формируется демоавтократия. Более мягкий режим.

— А что было при Ленине?

— Думаю, что демоохлократия, нередко переходящая в народную тиранию. Которую по ошибке назвали военным коммунизмом. Коммунизм, по теории Маркса, — это изобилие. А тогда были довольно голодные годы.

— Ну ты и нагрузил. Прости, отец, похоже, тюрьма для философа не худшее место для раздумий.

— Ты над отцом не смейся. Лучше подумаем, чем тебе заняться после университета. У тебя какая специализация?

— Практику проходил в прокуратуре. Дипломная работа о прокурорском надзоре.

— Думаю, что пока Новотный у власти, в прокуратуру тебе дорога закрыта. А посему, когда приедешь в Прагу, иди к моему другу — директору института государства и права. Он не откажет. Займись наукой, защити диссертацию. Дальше будет видно. Диктаторы вечными не бывают. Запомни: тот социализм, который он насаждает, не приживется. В нем мало человеческого. И кажется, в СССР тоже.

Это был их последний разговор. На другой день Зденек с утра поехал на встречу с приехавшим из Москвы Гарри и возвратился глубоким вечером. В квартире его ждал полицейский, который и сообщил, что после обеда отца с сердечным приступом доставили в больницу, где он внезапно скончался.

…В будущем, наблюдая за политической практикой и вспоминая отца, он не один раз поражался его проницательности.

Юрист широкого профиля

Возвращение в Москву было нелегким. Сразу после похорон хотелось остаться в Лондоне. Но здравый смысл взял верх. И еще уверенность в том, что отец этого шага не одобрит и с того света. До получения диплома, да еще и в МГУ, оставалось меньше года. Отбросив все сомнения, Зденек покинул Лондон.

Михаил был на практике. Поэтому встретились только после его возвращения. Вскоре из поездки к родителям возвратилась и Раиса. Они буквально ни на час не оставляли Зденека одного. Поддерживали как могли. Зденек привез им подарки. Был в восторге от уровня жизни англичан и подробно рассказывал о беседах с отцом. Вспомнил и о последнем разговоре по поводу своего будущего и будущего социализма. Михаил согласился, что Зденеку лучше заняться наукой. А насчет мрачного будущего социализма мнения разошлись.

— Это все теория. А советский опыт говорит о том, что социализм уверенно набирает обороты и назад мы не вернемся. Хотя на местах творится черт знает что. Бюрократизм, чванство начальников. Насмотрелся во время практики и на прямое беззаконие, — рассуждал Михаил, как всегда энергично. Раиса вначале держала нейтралитет и в разговоры не включалась. Только однажды попросила не забывать, что стены иногда тоже слышат, но, не удержавшись, сама добавила:

— Знаешь, Миша, будучи у родителей, я видела, как скудно живут люди. Они часто не имеют самого элементарного — сахара, крупы, керосина.

— Рая, не забывай: еще недавно была страшная война!

— Не забываю, но пора и о людях подумать.

— Вот поэтому в документах партии и говорится, что надо быстрее переводить экономику на мирные рельсы. Будем делать меньше снарядов — произведем больше крупы и других товаров. В будущем вообще надо добиваться разоружения. Я верю в мир без насилия и войн. Но для этого надо, чтобы Запад признал за нами право жить так, как мы желаем.

— Миша, — включился Зденек в диалог супругов, — я читал в одной из лондонских газет, что для этого Советы должны прекратить экспорт социализма. Еще там утверждается, что социализм — это тупик.

На самом деле такое говорил ему Гарри на встрече в Лондоне. Но он все больше и незаметнее для себя втягивался в игру, в которой был всего лишь одной из пешек на гигантской шахматной доске, где свои партии играли СССР и недавно созданный Североатлантический союз (НАТО). Или, вернее сказать, становился одновременно приемником и передатчиком чуждых и опасных идей неверия в социализм, для которых не страшны никакие глушилки. Яд неверия самый коварный. Он действует медленно, почти незаметно, но наверняка.

— Насчет экспорта согласен, но только пусть и они прекратят экспорт демократии своего образца. Мы хотим и можем жить своим умом. Хотя без взаимного обмена идеями проиграют все — и они и мы. — Михаил оставался верен себе. Стремление к компромиссам, похоже, его никогда не покидало, и он миролюбиво продолжил: — Как ты говоришь, отец сказал о нашем социализме, «мало в нем человеческого»? А что, с этим можно согласиться. Очень правильно. Справимся с разрухой и станем жить по-человечески. Мы с тобой, дорогой Зденек, стоим на одной позиции и никогда ее не покинем. Мы не перебежчики. Тем более СССР теперь не одинок. Столько стран становятся на наш путь. И вместе мы большая сила.

Парадокс ситуации состоял в том, что они, как и многие другие из молодого советского поколения, все более, не осознавая того, призывали к быстрейшему улучшению условий жизни и содействовали той позиции, которая была выгодна натовским кукловодам. Позиции разрушения советской системы путем размывания духовных ценностей и восхваления культа материальных благ.

Михаил с Раисой поженились седьмого ноября и отмечали каждую годовщину свадьбы вдвоем сразу после возвращения с праздничной демонстрации на Красной площади. Эта годовщина была особой. Через полгода учеба завершалась, и предстояло расставание с друзьями. Поэтому на торжество решили пригласить Зденека, Анатолия и Александра, который только что приехал из Парижа, где он два месяца учился в рамках студенческого обмена на философском факультете Сорбонного университета. Анатолий и Александр пришли с однокурсницами. В маленькой комнате было тесно, тепло и грустно. Пили французский коньяк и закусывали селедкой «под шубой». Если бы это варварство видели французы! Когда пришел Зденек, Михаил вывел его в коридор и сказал, что утром перед демонстрацией к нему подходил куратор факультета из органов и просил присмотреть за Зденеком.

— Наверно, это из-за поездки в Лондон, — отреагировал Зденек на сообщение друга и вспомнил предупреждение Гарри о возможном интересе к нему со стороны сотрудников госбезопасности. И продолжил: — Зря они беспокоятся. Мне СССР не враг, ты знаешь.

— Уверен в этом, поэтому и сказал о кураторе. Пошли к ребятам. Послушаем, что Александр рассказывает о поездке в Париж.

— Ребята, там рай. Настоящий рай! Магазины ломятся от товаров. Правда, говорят, что дефицит у них есть. Дефицит денег. Но кругом чистота и порядок, — продолжал восторгаться философ, пока его довольно бесцеремонно не остановил Анатолий.

— Саша, ну что ты кукарекаешь? А безработица, а эксплуатация? Да, у нас мало товаров и мало платят. Но нет безработицы и нет такой эксплуатации. Как работают, так и получают. Некоторые ходят на работу отдыхать. Что — нет таких? Полно. Кстати, а кто оплачивал твою поездку?

— А это к чему? — не понял Александр.

— А все к тому. Ну а все же кто?

— Французская сторона. И что?

— А коньяк ты на какие шиши покупал?

— Из французских денег на карманные расходы.

— Вот отсюда и твой халявный восторг, — жестко подытожил Анатолий.

И тут началось. К спору присоединились девушки. В наших магазинах нет хорошей одежды и белья. Стыдно парням показаться. Раиса попросила Анатолия выбирать выражения и не обижать Александра, который продолжал настаивать на своем, что у нас все хуже, чем там. Порядок восстановил Михаил предложением попеть песни, которое всех примирило.

Разошлись поздно. Обещали помнить и поддерживать друг друга. До получения дипломов собраться всем вместе уже не удалось. Перед отъездом домой Зденек зашел к Грибачевым и подарил на память о совместной учебе и дружбе копию своей дипломной работы с надписью: «Другу Мишке, юристу широкого профиля. Зденек».

(Продолжение следует).
Раздел : Общество, Дата публикации : 2010-12-16 , Автор статьи :