Эта история начиналась классически — они учились в одной школе. Крепкий, коренастый Сергей — казак до седьмого колена столкнулся в школьном коридоре с худенькой беленькой Валей. Она была новенькой, семья переехала из Подмосковья на Кубань, из города в кубанский хутор. У Вали умерла мать, и отец с двумя детьми перебрался поближе к родне. Новенькая, даром что почти москвичка, не задавалась, была тиха и безголоса, и ее сразу оставили в покое. На появление Сергея рядом она сначала не реагировала никак, а когда улыбнулась при встрече, ему показалась, что за спиной растут крылья. Выросшая без любви и ласки, при суровой матери, а потом и вовсе без нее, эта снегурочка не сразу оттаяла и не сразу поверила. А уж когда поверила… Сергей стал для нее всем.

Школьный роман, подгоняемый опекой и небезучастным вниманием одноклассников, развивался быстро — так разгорается костер на ветерке. К окончанию школы уже и родители понимающе улыбались друг другу, шутили по поводу сватовства. Но сватовства не было. Перед последним выпускным экзаменом влюбленным исполнилось по 17, Сергей привел Валю домой и сказал матери: она теперь будет жить у нас. Родители поохали, соседи посудачили и затихли. Молодые ходили, трогательно держась за руки, вечером с работы Сергей хоть полевой колокольчик, а нес Вале — загляденье да и только.

«Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте» — считается, что так Шекспир одной строкой, как и положено гению, запечатлел весь трагизм разлученной любви и смерти двух юных существ, не вынесших разлуки. А что если драматург (на то он и гений) говорит нам нечто большее и продолжение этой повести было бы еще печальнее, сочетайся влюбленные законным браком? Представляете раздобревшую Джульетту, у семейного очага поджидающую ветреного (седина в бороду, бес в ребро) Ромео? Нет? Так, может, печаль и состоит в скоротечности любви осуществленной, сбывшейся, ставшей привычкой, как тапочки у супружеской кровати, и невозможности любви идеальной, как невозможно круглогодичное цветение природы?

Сергей никогда в облаках не витал, он учился заочно в институте и вкалывал за двоих — на работе и дома, на огороде. Первые пленочные плантации в хуторе выросли именно у него, первый автофургон — тоже. И мечта у Сергея была вполне конкретная: большой дом и… чтоб с голубыми ставнями. Валя разделяла стремление мужа к обеспеченной жизни, но эту ношу разделить не могла — после рождения дочери болела, потом заканчивала медучилище, да муж и не требовал. В их семье так сложилось с самого начала: он — за мамонтом, жена — у очага. Правда, это не помешало Сергею потом, через два десятка лет семейной жизни, когда они уже мало в чем нуждались, упрекнуть Валентину: ты всегда, мол, жила за мой счет. Известное дело, влюбленный видит одни розы, а разлюбивший — только шипы.

Через несколько лет молодая семья перебралась в город, купили квартиру, подрастала уже вторая дочь. Сергей занимал немаленькую должность и продолжал работать на мечту, на дом с голубыми ставнями. Дом он построил, правда без ставен, они уже стали немодны, на окнах висели жалюзи. Да и не деревенский дом это был, а коттедж в престижном районе. Но Валя наотрез отказалась переезжать. Муж обиделся, они в первый раз крупно поссорились, он кричал: «Для кого я все это время жил?» «Неужели для меня?» — только и спросила Валентина. К тому времени она уже не была тенью своего мужа, они уже не разговаривали, обнявшись, не доверяли друг другу все, до мелочей. Сергей то и дело задерживался на работе или срывался по звонку в выходной, часто приходил злой, взвинченный и нетрезвый. Он боялся отстать от поезда — наводил мосты и налаживал связи, встречался с нужными людьми, с ними пил и поддерживал отношения. Пару раз он брал с собой жену, та сидела среди бизнес-вумен — громогласных циничных баб в сигаретном дыму — тонкая, изящная, в маленьком черном платье, как сидела бы инопланетянка среди папуасов. Больше муж ее на эти встречи не приглашал.

В 90-е годы вся страна проводила вечера, прильнувши к телевизорам, утирая слезы — показывали «про жизнь». Пусть иностранную, удивляющую изощренностью быта (ну не мог Рохелио начинать утро без стакана свежевыжатого апельсинового сока), но про живых людей с их страстями, ошибками, коварством и, конечно, неземной любовью. Про то, что так долго и тщательно прятала советская идеология под партийными инструкциями. Она, личная жизнь, и у нас была, но считалась чем-то второсортным, второстепенным, малозначимым перед жизнью общественной, перед планами пятилетки и тому подобным.

Случайно или нет, но на те же 90-е пришелся вал разводов. Тихие кухонные трагедии, все эти «стерпится — слюбится» были взорваны. Сотрясение основ, какое произвела в стране шоковая терапия, коснулось и основ личных. Разрушенный миропорядок в стране подмял под себя очкастых интеллигентов, кухонных, но героев своего времени. У новых же героев уже были не квадратные окуляры, а квадратные челюсти, не сильные аргументы, а крепкие кулаки, не крутые лбы, а крутые машины. Не пощадил рынок и тургеневских девушек с мечтательными дамами, хотя малопривлекательный образ челночницы — это же некрасовское «коня на скаку остановит», только в наши дни.

Именно в это время в маленьком кубанском городке, где по-станичному все про всех всё знают, один за другим, гремели громкие разводы с громкими же именами, дележом нажитого, мордобоем разлучниц и прочим «судебным» антуражем. Вдруг выяснилось, что преуспевающим мужьям нужны совсем другие подруги рядом, а бизнес-леди надоели их пьющие половины. Воспитание жестокостью прошла и Валя. Немало выпив с нужными людьми, Сергей стал директором крупного предприятия. Валя знала, что у мужа молодая любовница, но молчала, окончательно простившись с тем Сережей, какого она когда-то полюбила. Это молчание и спровоцировало Сергея. Он решил не заморачиваться с разводом и разделом имущества, он коротко заявил Валентине: «Убирайся куда хочешь».

Пока длилась судебная тяжба (отлежав в больнице после нервного срыва, Валентина обратилась в суд), старшая дочь собралась замуж. Отец одобрял выбор дочери, будущий зять — иностранец, на родине во Франции у него свой бизнес, молодые любят друг друга, к тому же ждут прибавления. Чего еще надо? На свадьбе одна Валентина была печальной: все гости, конечно, в курсе их скандального развода, да и практичность зятя ее беспокоила. Не заменят ли ему деньги чувства к жене? Вскоре в семье молодоженов родилась девочка Натали, Сергей почти одновременно стал дедом и… отцом. Молодая жена родила ему сына — Сергей Сергеича. Но семейные радости не помешали ему настойчиво, входя во все мелочи, судиться с бывшей женой. «До победы», как выразился он на суде.

Дочь с мужем жили за границей, звали родителей приехать, посмотреть на внучку. Когда девочке исполнился годик, на торжество по этому случаю прислали приглашение и родители зятя. Валентина, сломленная судебными тяжбами, сославшись на нездоровье, отказалась ехать, а Сергей засобирался в дорогу. Дочь звонила матери оттуда, та слушала внучкино «ба-ба», прижимая трубку к уху, голоса гостей и плакала. А через несколько дней машина, на которой кубанского родственника возили смотреть местную экзотику, на полном ходу врезалась в бетонную ограду. Внучка с зятем погибли на месте, дочь и ее свекровь с сотрясением головного мозга попали в больницу, и только на Сергее не было ни царапины. Вернувшись после похорон домой, он отказался от судебных исков, все, что нажил во время дикой приватизации и пытался укрыть от раздела, отдал бывшей семье. Себе оставил дом, где и жил со второй женой, только заказал ставни с затейливой деревянной вязью. Голубого цвета.
Раздел : Общество, Дата публикации : 2009-10-07 , Автор статьи : Любовь ЧУЦКОВА