В грешном нашем мире, где жестокости и пошлости — как грязи зимой, встречаются все же истории, заставляющие удивленно застывать перед силой и правдой самого нелогичного и непредсказуемого чувства. «Сильна как смерть» – пишут о любви в книгах, «сильна как жизнь» – говорят люди, пронесшие ее через сорок лет безнадежной разлуки.

В мае прошлого года, в аккурат на день рождения Нины Борисовны, в дверь ее квартиры постучали. Она как чувствовала, пока собирала праздничный стол, — то нож упадет, то ложка. Еще дочь Юля подначивала: «Не Виктор Иванович ли приедет?» Она отмахивалась, а сердце подпрыгивало. Открыла дверь и застыла: ее Витя, только сединой припорошенный: «Ну здравствуй, моя микроба. Дай хоть сейчас поцелую».

В январе 2009-го он, управившись с делами (а путь неблизкий — Украина теперь хоть и ближнее, но зарубежье), снова выбрался на Кубань, к Нине, Ниночке, «микробочке». Необычная история о том, как два уже немолодых человека пронесли свою юношескую любовь через всю жизнь, не могла не заинтересовать, и я напросилась в гости. В особый крещенский вечер, когда над станицей Петровской гуляла метель, мы и встретились.

— В 1965 году, — рассказывает Виктор Иванович, — я, рядовой 640-го отдельного инженерно-строительного батальона, попал на Кубань. Наша часть базировалась в Армении, в городе Степанаване. Что там руководило армейским начальством — неизвестно, но наш батальон подняли по тревоге, и через несколько дней вместо армянских гор нас встретили кубанские поля. Сюда же, в Славянский район, были командированы строительные батальоны Московского и Туркестанского военных округов. Такими объединенными силами мы строили рисовые чеки в Славянском районе, дамбы на реке Кубани, городки мелиораторов в станицах Анастасиевской и Петровской. (По иронии судьбы, в одном из домов этого городка в станице Петровской и живет сегодня Нина Борисовна Багно, в девичестве Агафонова. — Прим. авт.).

— Как-то в конце мая 1965 года мы с другом Николаем, — продолжает Виктор Иванович, — пошли в увольнение и, естественно, оказались на танцплощадке в станичном парке. Девчат — как цветов на поляне, глаза разбегаются. Что интересно: и я, и Николай обратили внимание на одну и ту же девчонку. Это была Нина — ладненькая, круглолицая, черные глаза, как спелые вишни, коса… ну, в общем, ниже пояса, и при тонкой талии — полная белая рука. Мы даже поспорили с другом, с кем она пойдет танцевать. В общем-то, я сразу решил, что моя будет, но для вида пошел на спор и… выиграл. И в тот вечер и во все последующие танцевала Нина только со мной. А дожидаясь меня, простаивала у ограды, отказывая всем станичным женихам. Мне в то время было уже за двадцать, и верность этой 16-летней девочки-школьницы трогала меня до глубины души.

Версия Нины Борисовны практически ничем не отличается:

— Красивый, обходительный, стихи читал, не то что наши сельские парни — сразу лезут с руками, а потом еще обсудят и осмеют. Он взрослый, а я только девятый класс окончила, но слушался меня, боялся потерять — этим и привязал на всю жизнь. Сколько потом воды утекло, трижды замужем была (название одно, за мужем так и не побывала ни разу), но даже похожего на своего Виктора не нашла. А ведь мы, — Нина Борисовна смущенно смеется, — почти пять месяцев встречались, а я так и осталась нецелованная. Мама моя была хирургической медсестрой, и у нас дома царствовал культ стерильности, и мы с братом с детства боялись микробов как огня. Витя так и звал меня: «Микроба моя». И потом, сельская мораль, она без сантиментов. Сначала слухи о моей дружбе с солдатом дошли до бабушки, та призвала маму и меня и отчитала нас обеих. А мама сказала просто: «Дружи, но принесешь в подоле — пеняй на себя».

Что, как не настоящее чувство, могло толкать молодого человека на откровенные безумства? А как иначе назвать тот факт, что каждый выходной рядовой Виктор Медведь пускался в самоволки? Батальон перевели в станицу Анастасиевскую, и чтобы протанцевать с Ниной пару танцев, Виктор сразу после отбоя имитировал мгновенный сон, чтобы потом крадучись, с сапогами под мышкой тихо выскользнуть из палатки и пуститься пешком по обочине дороги на свидание. Поздним вечером его подвозили припозднившиеся поливальщики, едущие с работы, а обратно — рыбаки, спешившие на раннюю зорьку.

Какое-то время удавалось покидать расположение батальона незаметно, но шила в мешке не утаишь — пошли слухи об отлучках рядового, кстати не имевшего ни одного взыскания по службе. А к тому времени рядовому Медведю было доверено возить командира роты капитана Жернова. Последний отметал все нападки: не может быть, мол, солдат отлично несет службу. Пока не заметил, что утром сапоги у рядового… желтые от цветов сурепки. Пришлось выкручиваться, мол, бегал к мелиораторам: запчасть полетела. Были случаи, когда Виктор переплывал оросительный канал, держа сапоги в вытянутой руке уже под звуки команды «Подъем!». Но и тут у находчивого влюбленного находилось алиби.

Все выяснилось, когда в октябре 1965 года батальон должен был поменять место расположения, военных строителей переводили под станицу Новомышастовскую. Пришлось идти к командиру роты и проситься в увольнительную. Чистосердечное признание смягчило строгого капитана, он даже разрешил взять машину, чтобы рядовой Медведь мог основательно попрощаться с любимой девушкой.

Так Виктор Медведь подписывал свои письма к «микробочке». В ноябре 1965 года батальон отбыл к месту службы в Армению, и начался их роман в письмах. Пачку пожелтевших конвертов Нина Борисовна сохранила, несмотря на все превратности судьбы, верила, что встретятся.

«По горным дорогам лечу, мне песню мотор подпевает, я тебя позабыть не могу, не хочу — тебя, что меня ожидает…» — писал Виктор ей из армии. Он слал ей стихи, рисунки, описывал неожиданные для мужчины душевные переживания и мечтал о встрече. Они договорились перед разлукой, что Нина окончит школу и приедет в город Нежин (родное село Виктора Хибаловка — в 40 километрах) поступать в педагогический институт на литературный факультет. Перед увольнением он написал: шли письма мне до востребования, село небольшое, все друг друга знают.

Нина и писала — одно, второе, третье. Все письма вернулись: «Адресат выбыл». А на последнем и вообще было написано категорическое: «Адресат выбыл окончательно». При этом от Виктора шли отчаянные послания: «Почему ты молчишь, что случилось?»

— Я поплакала, — рассказывает Нина Борисовна, — ну, думаю, кто я ему — не целовались, не обнимались, так, детство одно. И уехала в Рыбинск, окончила там ФЗУ. Вернулась домой в 1969-м, встретила здесь парня да сразу замуж и выскочила. В день свадьбы цветы надеваю и плачу. А мама заходит: «Дочка, а что если сейчас Виктор приедет?» И что вы думаете? Через неделю бабушка мне письмо отдает. От Виктора. Пришло оно в день свадьбы, бабушка решила не мешать. Виктор писал уже из Киева: «Ниночка, ты мне нужна какая есть. Если ты с ребенком или одна — все равно, я жду тебя в Киеве». А я ответила, как отрезала: «Я вышла замуж».

Их любовь развивалась в письмах, письма же и разлучили. Чтобы через 40 лет мятый конверт, посланный из Черниговской области фактически в никуда, «на деревню дедушке», в далекой кубанской станице дошел до адресата.

В феврале 2006 года на имя главы Петровской сельской администрации пришло странное письмо: «Я, Медведь Виктор Иванович, разыскиваю Агафонову Нину Борисовну, 1949 года рождения. В свое время я как военнослужащий находился в станице Петровской, где и познакомился с ней. Мы переписывались, но потом переписка прервалась. Получилось так, что письма ее получал другой человек. Вероятно, у нее сейчас другая фамилия, но брата ее звали Валерий, маму — Александра, и жила она по улице Райкомовской, 53. Помогите мне найти Нину Борисовну».

В администрации народ работает молодой, много приезжих, кто такая Агафонова — не знают. Письмо показали казакам Петровского куреня. Те вспомнили сначала фамилию, а потом поняли, о какой Нине идет речь, — о Нине Борисовне Багно. Она в станице человек известный, 23 года проработала в сельской библиотеке, из них 13 — заведующей.

Нина Борисовна к тому времени вырастила сына и дочь, стала бабушкой двоих внуков, перенесла очередное разочарование в жизни, разведясь с попивающим мужем, готовилась к операции — в общем, обычное дело для женщины бальзаковского возраста. Сидят они с дочерью Юлей у телевизора, передачу «Жди меня» смотрят. «А если и тебя так же Виктор Иванович ищет?» — говорит дочь. «Да ну, — отмахивается Нина Борисовна, — не ищет, чудес не бывает». Входит соседка: «А тебя, Нина, из администрации спрашивали, просили зайти». Идет Нина Борисовна по коридору, навстречу Ольга Павловна, специалист администрации: «Танцуйте, вам письмо аж с Украины!»

На письмо она ответила. Послала свое фото и написала стихами:

Они уходят без возврата —

Неповторимые года,

А мы ведь думали когда-то,

Что будем молоды всегда.

А нам казалось год от года,

Когда врывалась в мир весна,

Что нас помилует природа,

Что нас не тронет седина…

И подписалась: «Вот такой стала твоя микроба».

Ответ она получила быстро, но не от Виктора Ивановича, а от… его бывшей жены. В селе тайны хранятся плохо. Та в гневе написала Нине Борисовне, что, мол, зря надеешься получить Виктора. В общем, нехорошее письмо. Нина Борисовна не поддалась злому чувству, она написала коротко: «Да, я любила вашего мужа все эти годы и люблю до сих пор. Можете судить меня за это, если хотите…»

Меня лично в этой истории больше всего волновало, что же случилось с теми злосчастными письмами, что возвращались распечатанными, но с пометкой «адресат выбыл», кто их читал вместо Виктора Ивановича? Сам он правду узнал спустя много лет, случайно. К тому времени он был женат, дочь и сын выросли, подарили внуков. Семейная жизнь не ладилась — то сходились, то расходились, не было душевного тепла, доверия, заботы. Не такой видел свою семью Виктор, не о такой мечтал в молодости. Но… так сложилось.

«Однажды, — рассказывает Виктор Иванович, — попросил односельчанин Николай Иванович сено привезти. Нагрузили машину с прицепом, привезли, разгружаем. Слышу, смеются мужики, мол, три медведя на сенозаготовках — фамилия хозяина Медведь, оба грузчика — тоже Медведи. «Так я, — говорю, — тоже Медведь». «Как, — удивляется хозяин, — ты же Марчук?». «Это моя мама из рода Марчуков, а я — Медведь». Он так странно на меня посмотрел и отошел. Разгрузили, сели перекусить, выпили. Когда до третьей дошло, Николай ко мне подсаживается и спрашивает: а жена твоя с Кубани, это та, что письма тебе писала? Меня как током ударило: какие письма? Так я, говорит, твои письма читал, они ко мне приходили, да такие письма были, что читал и плакать хотелось.

Оказалось, что пожилая почтальонша, как и полсела, знала Виктора по фамилии матери — как Марчука. Вот и носила письма Николаю Ивановичу Медведю, а тот читал и отсылал назад на Кубань. От души съездил Виктор Иванович однофамильцу по уху и заплакал: жизнь прожита в разлуке. Позже, когда сам перенес операцию и расстался с женой, решил восстановить справедливость и хотя бы оправдаться перед своей любовью. Так в кубанскую станицу полетело письмо.

Когда тебе шестнадцать — сорокалетние кажутся глубокими стариками. Мысль о том, что они могут испытывать те же чувства, что в молодости, — любить, страдать, волноваться и вздыхать, кажется чуть ли не кощунственной. Любовь безраздельно принадлежит молодым. А пушкинское «любви все возрасты покорны» — поэтическая вольность, не более. И только достигши рокового рубежа, начинаешь понимать, «…как надо любить, и прощать, и прощаться…»

Какого конца этой истории, уважаемый читатель, ты ждешь от меня? Влюбленные сердца, преодолев все препятствия, наконец соединились? Скучна была бы наша жизнь, будь она настолько предсказуемой. Прелесть же этой истории в том, что у нее нет конца. Нина Борисовна и Виктор Иванович договорились (уж если так сложилась жизнь) ничего кардинально не менять. Она для него по-прежнему «девушка его мечты», он для нее — «единственная любовь». И ничто уже не мешает им любить, и встречаться, и длить свой почтовый роман.
Раздел : Семья, Дата публикации : 2009-01-29 , Автор статьи : Любовь ЧУЦКОВА