Траурные мероприятия в Украине по поводу 75-летия голода 1932—1933 годов, излишняя политизация этой трагедии дают повод еще раз обратиться к нашей общей истории.

Голод — явление, которое в России встречалось и до прихода большевиков к власти, например в 1891 году, когда из-за неурожая остались без хлеба 29 губерний. На исходе Гражданской войны из-за неурожая и разрухи только в РСФСР и на Украине число голодавших, по разным оценкам, составляло от 22 до 30 миллионов. Количество погибших до сих пор является предметом дискуссий: от 1 до 5 миллионов. Но вот что примечательно: в начале 1920-х годов государство организовало продовольственную помощь голодающим. По состоянию на 1 июля 1922 года в РСФСР функционировало почти 30 тысяч столовых, в которых питались 12,5 миллиона нуждающихся. Советское правительство не скрывало фактов массового голода и принимало зарубежную помощь.

В начале 1930-х годов ситуация была иной. Руководство ВКП(б), как известно, считало приоритетным направлением внутренней политики индустриализацию преимущественно за счет ограбления деревни, эксплуатации крестьянства. Продовольствие выбивалось из села любыми средствами. Оно шло на экспорт, на снабжение Красной Армии, жителей городов, которые с 1928 года имели гарантированное обеспечение продуктами питания по карточкам.

Между тем в 1931—1932 годах в СССР снизились валовые сборы зерна по сравнению с благоприятными 1929—1930 гг. Планы же заготовок увеличились. Вырос вывоз хлеба за границу. В 1930 году было собрано 835 миллионов центнеров хлеба, экспортировано 48,4 миллиона. В 1931-м сбор составил намного меньше — 695 миллионов центнеров, а на внешний рынок было вывезено зерна еще больше — 51,8 миллиона центнеров. У колхозов, совхозов и у единоличников изымался не только товарный, но и значительная часть семенного фонда. В Сибири, Поволжье, Казахстане, на Северном Кавказе и на Украине возникли серьезные продовольственные трудности, местами начинался голод. Но массового характера он не принял.

Положение усугубилось в 1932-м. И дело было не столько в климатических условиях. Валовой урожай зерновых составил 699 миллионов центнеров, то есть примерно столько, что и год назад. Правда, имели место потери зерна при уборке, часть урожая осталась на корню. Колхозники, наученные горьким опытом, уклонялись от колхозных работ, искали заработки на стороне. В январе 1933 года Сталин и Молотов направили партийным, советским и карательным органам ряда районов страны директиву, в которой предписывалось не допускать начавшегося массового исхода крестьян с Украины и Кубани. Беглецов надлежало немедленно арестовывать и после выявления «контрреволюционных элементов» возвращать к местам проживания. К началу марта 1933 года, по данным ОГПУ, было задержано 219,5 тысячи, из которых 186,6 тысячи возвращены домой, остальные привлечены к уголовной ответственности.

Важнейшим политическим фактором, который значительно ухудшил положение дел на селе, было стремление правящей партии завершить в 1932 году досрочно первый пятилетний план. О чем и было доложено в январе 1933 года на Объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б). Сталин заявил о выполнении пятилетки за четыре года и три месяца.

Там же была поставлена точка в вопросе о том, быть или не быть колхозам. Партия решила проблему «положительно». Однако провалы в хлебозаготовках 1932 года были настолько очевидны, что Сталин обратился к этой теме особо, в своей речи «О работе в деревне» на том же пленуме. Он признал имевшие место «затруднения», нашел врагов и ответственных за срыв: это сельские коммунисты, которые «не сумели учесть новой обстановки в деревне», антисоветские элементы, пробравшиеся в колхозы, а также недобитые кулаки.

Но вернемся к событиям лета — осени 1932 года. Из полуголодной зимы зерновая полоса России и Украины вышла ослабленной. На невызревших полях появились «парикмахеры», срезавшие на кашу колосья, а потом «несуны», выносившие зерно с токов в карманах. В ответ на это 7 августа вышло Постановление ЦИК и СНК СССР, написанное Сталиным: «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности». За хищение колхозного и кооперативного имущества предусматривался расстрел с конфискацией, при смягчающих обстоятельствах — лишение свободы на срок не менее 10 лет с конфискацией всего имущества. К началу 1933 года за неполные пять месяцев было осуждено в целом по стране около 55 тысяч человек. Нажим на колхозы, репрессии все более усиливались. Даже когда осенью во многих регионах начался голод, сталинское руководство продолжало политику решительного наступления на крестьянство.

Тяжелое положение сложилось в Северо-Кавказском крае, в состав которого входила Кубань. Государственное задание по хлебозаготовкам хоть и было на миллион центнеров меньше, чем в 1931 году, но в тех условиях было невыполнимым. 20 августа 1932 года секретарь Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) Б.П. Шеболдаев в записке Сталину просил во избежание голода снизить план хлебозаготовок. Просьба эта Политбюро ЦК была отклонена. Подчиняясь этому решению, Северо-Кавказский крайком ВКП(б) 21 августа в телеграмме сельским райкомам партии потребовал выполнения плана и применения репрессий к тем, кто его не обеспечивает. Тем не менее план августа был выполнен на 32 процента, сентября — на 65, не изменилось положение и в октябре.

Ничем не лучше была ситуация на Украине, Нижней Волги, в Сибири, на Урале, в Казахстане, Центрально-Черноземной области. 22 октября 1932 г. Политбюро ЦК ВКП(б) решило направить чрезвычайные комиссии на Украину под руководством В.М. Молотова и на Северный Кавказ под руководством Л.М. Кагановича. В конце ноября для поездки в Поволжье была создана комиссия П.П. Постышева.

Чрезвычайные комиссии стали основными инструментами репрессий. Опираясь на обкомы и крайкомы партии, а на Украине — на ЦК и Политбюро, они осуществили комплекс принудительных мер по отношению к колхозам и единоличникам, уличенным в «злостном саботаже» хлебозаготовок. В соответствии с установками и при непосредственном участии чрезвычайной комиссии Кагановича Северо-Кавказский крайком ВКП(б) 4 ноября 1932 г. принял отредактированное Сталиным постановление «О ходе хлебозаготовок и сева по районам Кубани». В нем, в частности, говорилось: «В виду особо позорного провала плана хлебозаготовок и озимого сева на Кубани поставить перед парторганизациями в районах Кубани боевую задачу — сломить саботаж хлебозаготовок и сева, организованный кулацким контрреволюционным элементом, уничтожить сопротивление части сельских коммунистов, ставших фактическими проводниками саботажа…». В этом же постановлении объявлялось о занесении первых кубанских станиц за срыв планов по севу и хлебозаготовкам на «черную доску», что предусматривало прекращение подвоза товаров, колхозной, кооперативной и государственной торговли, всякого вида кредитования и т.д. Жители «чернодосочных» станиц были предупреждены о возможном выселении за пределы края «в северные области».

Под страшным прессом репрессий к 15 января 1933 года в Северо-Кавказском крае было заготовлено 18,3 миллиона центнеров хлеба, в счет хлебозаготовок забрали 2/3 валового урожая зерновых, в том числе весь семенной фонд. Но план хлебозаготовок так и не был выполнен, осенний сев не завершен. А к «саботажникам» приняли крайние меры. Уже 6 ноября 1932 года были опубликованы фамилии двадцати расстрелянных. К началу 1933 года были опубликованы имена еще 46 расстрелянных.

Всего в Северо-Кавказском крае в ноябре 1932 — январе 1933 годов было арестовано и брошено в тюрьмы около 100 тысяч человек. Чудовищной мерой стало полное или частичное выселение жителей ряда кубанских станиц, занесенных на «черную доску», в «холодные края». Практически полностью были выселены к концу 1932 года жители станицы Полтавской (2158 семей — 9187 человек). По неполным данным, число депортированных из сельских районов Кубани в конце 1932 — начале 1933 гг. достигло 63,5 тысячи человек.

Но самым драматичным итогом хлебозаготовок стал голод, охвативший зерновые районы Украины, Северного Кавказа, Нижней и Средней Волги, Южного Урала, Западной Сибири и Казахстана, а не только Украины, как утверждают разработчики украинского проекта «Голодомор». По оценкам специалистов, в 1932—1933 годах в СССР голодало 30 и более миллионов крестьян. На закрытом заседании бюро Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) 23 февраля 1933 года партийное руководство было вынуждено признать, что население голодает. Из подготовленного органами ОГПУ документа видно, что голод охватил 21 из 34 кубанских, 14 из 23 донских и 12 из 18 ставропольских зерновых районов. К особо неблагополучным относились 13 районов, в том числе 11 районов Кубани: Армавирский, Ейский, Каневской, Краснодарский, Курганинский, Кореновский, Новоалександровский, Новопокровский, Павловский, Староминский, Тимашевский.

Голод набирал обороты. Вот как о нем вспоминала А.В. Чаплинская из станицы Спокойной Отрадненского района: «Мне было тридцать лет, когда начался этот голод. Пережила и увидела многое. Вся наша семья питалась лебедой, корой деревьев, перемешанных с небольшим количеством кукурузной крупы, хлеба совсем не было. Я не помню ни одного такого дня, чтобы не хотелось есть, и, где бы я ни находилась, глаза мои обшаривали вокруг, чтобы что-то найти съедобное. Обессиленные люди не всегда могли увезти умерших на кладбище. Хоронили на приусадебных участках, хоронили без гробов». В общей сложности, вспоминает Ф.Г. Проценко станицы Бесскорбной, в станице умерли 60 процентов людей, и были случаи людоедства.

Каковы потери населения от голода в 1932—1933 годах? Ответить на этот вопрос чрезвычайно сложно. Известный историк профессор Е.Н. Осколков предпринял попытку установить число людей, погибших от голода на Северном Кавказе, на основе архивных данных ЗАГСов о родившихся и умерших. Однако ему удалось выявить материал о людских потерях только по отдельным хуторам, станицам, коллективным и индивидуальным хозяйствам. Кубанский исследователь профессор И.И. Алексеенко утверждал, что в станицах «особо неблагонадежных районов» (прежде всего кубанских. — С.К.) число умерших от голода колеблется от 40 до 60 процентов, а в отдельных местах и более — до 90 процентов.

Оценки специалистов из-за неполной и неточной источниковой базы имеют значительный разброс. Ряд авторитетных историков утверждают, что от голода на Северном Кавказе (в том числе и на Кубани) с июля 1932 по декабрь 1933 гг. погибло 350 тысяч человек, что составляет 4,4 процента населения региона. Они же говорят о том, что за хлебозаготовительную кампанию 1932—1933 годов в Северо-Кавказском крае от голода, репрессий, депортаций погибло 620 тысяч человек, т.е. около 8 процентов населения Дона, Кубани и Ставрополья. Эти оценки представляются нам заниженными. По данным английского ученого Р.Конквеста, на Северном Кавказе от голода погиб миллион человек. Эта цифра, на наш взгляд, более точно отражает масштабы бедствия, поразившего наш регион в начале 1930-х годов.

Наиболее сложно сделать выводы о потерях населения вследствие голода на Украине. Эти данные крайне политизированы и используются в конъюнктурных целях еще с 1980-х годов. Современные оценки серьезных украинских авторов (без учета крайних взглядов) колеблются от 3,5 до 7,1 миллиона человек.

Сегодня ясно, что война с собственным народом сталинским руководством была развязана не по национальному, а по классовому принципу. От нее страдали все — русские, украинцы, казахи. Такова правда истории. Общей нашей истории.

Сергей КРОПАЧЕВ.

Кандидат исторических наук, доцент,
заслуженный учитель Кубани.
Раздел : Страницы истории, Дата публикации : 2009-01-12 , Автор статьи :