— Вот выйду отсюда, устроюсь на хорошую работу, заработаю много денег, куплю машину, квартиру, женюсь на красивой девушке… — делится своими планами восемнадцатилетний Сашка К., невысокий худощавый парень с хитрым и уверенным взглядом. На нас, журналистов, смотрит весело и даже немного с вызовом. Сашка сидит за мошенничество — разводил людей на кредиты, а потом кидал. Как обманывал, рассказывает неохотно, как и все тут. Может, стесняются, может, раскаиваются, хотя по глазам Сашки такого не скажешь.

Признаться, отправляясь по заданию редакции в Белореченскую колонию для малолетних преступников, не представляла, что и вправду окажусь на зоне за колючей проволокой. Повод-то добрый: к заключенным приедут мамы, привезут гостинцы, поговорят за жизнь… А нас — журналистов — соберут в актовом зале, расскажут, как обычно, про «деятельность» и про то, как «работа ведется». На самом же деле обошлось без пафоса: мы действительно попали в колонию, пройдя серию пропускных решеток, побывали в корпусах, поговорили с заключенными, увидели встречи матерей и детей. Даже слезы увидели, как бы красиво это ни звучало. Оказались, что называется, на месте действия — что для журналиста всегда интересно.

Получив пропуска, мы, грея руки в карманах в холодный день предзимья, ждем разрешения пройти за колючую проволоку. Природа тосклива, как и все вокруг. Но для колонии такие родительские встречи — все-таки разнообразие, оживление, где привычная для таких мест тоска и беспросветность хоть ненадолго сменяются живостью и сдержанной радостью. Рядом с нами проходит обычное для «особого объекта» мероприятие — родительские гостинцы тщательно осматривают, чтобы ничего плохого не пронесли. В пакетах в основном продукты — конфеты, печенье, фрукты, сигареты. Чтобы долго хранилось и не портилось. Здесь же представилась возможность увидеть мам тех самых преступников-малолеток. Мамы как мамы — одеты прилично, ни одного лица с печатью алкоголя, во всем читается благополучие. В глазах — озабоченность. Вот только дети их — убийцы и воры, наркоманы и мошенники.

Собрать и отправить родителей в колонию взялись в отделе по делам несовершеннолетних специально ко Дню матери. Подобная практика началась еще в прошлом году, однако этот «День свидания с мамой» стал самым внушительным, так как все расходы на организацию выезда родителей со всех районов Кубани взяла на себя краевая администрация.

Общие правила пропускного режима пришлось познать и журналистам. Зона — она для всех зона. Каждому — по сопровождающему сотруднику колонии, от каждого на проходной — паспорт, сотовый телефон, сумка. Все оставили на входе, на руках лишь пропуск. Из личных вещей только средства труда — блокнот и ручка.

Преодолев несколько решеток и обыск, наконец выходим во двор колонии и начинаем экскурсию. Сразу поражает чистота и порядок — все выметено, выскоблено, дорожки заасфальтированы. Марафет заключенные навели не к родительскому дню — здесь всегда так. А чем еще заниматься, кроме учебы? Работать.

В колонии есть школа и ПТУ. В кабинете директора школы удалось заглянуть в журнал — четверки и пятерки. Правда, знания многих воспитанников (в колонии содержатся юноши 14 — 18 лет) на уровне начальной школы. Нередки случаи, когда семнадцатилетние парни тянут на три класса.

И только одного жизнь забросила сюда во время учебы в институте. С Витей мы случайно встретились, когда уже выходили с территории. С виду положительный парень, с интеллектом в глазах, правильно говорит. Витя охотно заговорил с нами: сидит за попытку передачи наркотиков, только вину свою отрицает — подставили, мол. За хорошее поведение получил льготный отряд, то есть имеет шанс выйти раньше, в колонии у него больше свободы. Когда мы с ним встретились, ожидая своей очереди на КПП, Витя шел ремонтировать компьютер. Он в этом деле первый мастер в колонии. А еще в бане работает, чтобы больше зарабатывать. Воспитанники колонии трудятся на скотном дворе, на огороде, в пекарне, в различных мастерских.

Где работают — ясно, а как живут? По нашей просьбе сопровождающие показывают нам жилые корпуса. Ничего необычного — ряд двухъярусных кроватей, все так же чисто, комнатные растения, холодильник, магнитофоны, библиотека.

— Когда возраст подходит, они перебираются во взрослую колонию. Туда, конечно, не хочется. А тут что? Тут пионерлагерь… — говорят наши проводники — работники колонии.

Это точно, только проволока колючая над забором да тишина совсем недетская…

Для свиданий с родителями в колонии отвели школу. В вестибюле родители ждут организованного концерта. Официальная часть. Хотя это как раз тот случай, когда на отсутствие формальностей никто бы не обиделся. Пока воспитанников еще не привели, подсаживаюсь к женщине.

— Я педагог, приехала от профучилища к ученику, — рассказывает Елена. — Сережа куда-то пропал, мы долго о нем ничего не знали. А тут оказалось, что он в колонии сидит. За что, не знаем. Сереже семнадцать лет, он сирота, надо же, чтобы кто-нибудь к нему приехал. Вот я и поехала. У нас с ним хорошие были отношения. Хочется его увидеть, поговорить, чтобы он не чувствовал себя брошенным, забытым. Ребята ему письмо передали, пишут, что скучают, рассказывают последние новости, чтобы он знал: о нем помнят и ждут назад.

Этот важный момент в общении с заключенными отмечают и психологи — хоть косвенно оставлять подростка участником того общества, которое он на время оставил.

— У абсолютного большинства теплые чувства к маме, — рассказывает нам психолог колонии Олег Кулий. — Такие, бывает, пронзительные сочинения пишут… Извиняются. Но у каждого своя история. Был случай, когда парнишку условно освобождали. Пишут родителям, а они в ответ: «Пусть посидит еще, ума наберется».

Ужасно, да? Или родителей все-таки можно понять? Проведя день в колонии, насмотревшись на лица малолетних зеков, я, несмотря ни на что, хочу их пожалеть. Но все ли они достойны сочувствия? По-детски жестоко и по-взрослому хладнокровно убивая и грабя, они никого не щадили.

Но ко многим сегодня не приехали. Совсем неудивительно, что добрая половина здешних воспитанников родителей не знают или перестали знать.

…Паша — высокий парень с тяжелым взглядом, говорит медленно, глядя невозмутимо из-под насупленных бровей. Парень явно «в законе» — осужден по четырем статьям. Одна ходка за другой.

— Тебе здесь нравится, что ли?

— Кому здесь может нравиться?..

— Мать не приехала?

— Нет. Я не знаю, где она и что с ней. Может быть, пьет.

— Ты хотел бы ее видеть?

— Не знаю… Мне все равно.

Мы стоим в коридоре среди снующих туда-сюда парней в темно-зеленой форме. По углам, спрятавшись за спины стоящих без дела людей, мамы тихо беседуют с сыновьями. Заботливо гладят по рукаву, встревоженно смотрят в глаза и в то же время обыкновенно, как будто ничего не произошло, говорят, видимо, о домашних делах. Я долго наблюдала за их лицами, глазами. Особой сентиментальности не ожидала, но тут… Запыхавшийся парень влетает в школу и сразу видит свою мать. Они, как в индийском кино, бросаются друг к другу, обнимаются и плачут. И так, не двигаясь, стоят какое-то время. Парень, видимо стыдясь привлеченного внимания, отвернулся и вытер рукавом слезы. А что маме стыдиться — она еще долго говорила со слезами на глазах…

Однако контраст этой детской тюремной робы и печального, но все же благополучия мам — эта семейная драма нагоняет тоску. Молодой сын, у него все впереди, а здесь он как «нумер», такой же, как все, идентичный, мотает срок, проживает отвратительный отрезок жизни. Но почему-то возникает наивная вера в то, что эти ребята никогда больше не вернутся сюда.

Во всяком случае, этого очень хочется…

(Имена и фамилии заключенных изменены).
Раздел : Новость дня, Дата публикации : 2008-12-11 , Автор статьи : Ирина АНДРЕЕВА