Мария ЖУКОВА

(Продолжение. Начало в номере за 22 февраля)

Сейчас модно вещать о том, что коммунисты взрывали православные храмы. Но ты, коммунист, помогал их восстанавливать. Это ты зажег лампаду в православной церкви Лейпцига в 1945-м. И веры своих дедов и бабок, веры своих родителей ты не предавал! А те, кому интересы народа чужды, — они и сейчас у власти. Только вывеску сменили. Они теперь демократами назвались. Так змея меняет кожу, но не перестает быть змеей.

Змеи... Они окружали тебя всю жизнь. В 1955 году ты писал маме, оговариваясь, что «не имеешь больше таких близких, кому бы мог поведать свои сокровенные думы»:

«Сегодня ночью видел угнетающий сон, в который, к сожалению, я верю как в предзнаменование чего-то неприятного. А эта вера основана на горьком опыте, о чем я тебе в прошлом рассказывал... Я стоял и любовался закатом на берегу моря, всматривался в знакомые предметы на побережье Гагры. Закатилось яркое солнце, и я увидел плавающих рыбок. Двух из них я поймал, а одна как-то плавала в некотором удалении. Поймав ее, я бросил ее в лодку к остальным рыбкам, но что я вижу? Хвост у нее рыбий, а голова змеи. Через пару минут, пока я размышлял, она выползла из лодки и бросилась мне на грудь. Извиваясь, эта гадюка вытягивала свою голову, а жало вилось около моей шеи. Все мои попытки схватить ее оканчивались неудачами. Проснувшись, я хорошо запомнил ее зеленые глаза, золотисто-коричневую кожу... Вопрос: кто эта гадюка? Что значат ее попытки укусить меня?

...Я в сны не верю, но когда вижу гадюку, я верю в то, что мне делают какую-то гадость. Ну хватит, поживем — увидим. Мне не привыкать сталкиваться с гадостями гадких людишек».

Не так давно случайно нашла интересный документ таких «гадюшников». На нем стоит резолюция А.Н. Яковлева, бывшего тогда зам. зав. отделом пропаганды ЦК КПСС. Он не рекомендует отмечать твое 75-летие в центральной прессе. Им, этим Яковлевым, большим и малым, была как кость в горле твоя популярность в народе. Впрочем, и сейчас они не переваривают твоей славы.

Папа! Я помню, как летом 1964 года мы впервые поехали на твою родину, в село Угодский Завод и деревню Стрелковку. К тебе подошли местные старушки, некоторые помнили тебя еще озорным мальчишкой, и посетовали: «Георгий, плохо мы живем. Скажи уж о нас в Москве где следует». Кто-то приглашал зайти в избу, к столу. Не знали, что выезд тебе без особой санкции из Москвы не дозволялся, а потому ты торопился домой.

Как-то мы пошли всей семьей на выставку в Манеж, посвященную 20-летию Победы. Тебя узнали, и по залу пронеслось: «Жуков! Вон Жуков!». К тебе потянулись люди, чтобы пожать руку, что-то сказать. Нас обступили плотным кольцом, началась давка. Откуда-то прибежали милиционеры на выручку. Они оттесняют меня в сторону, а мама тянет меня за руку, спешно объясняя милиционеру: «Это Маша, наша дочь».

Бурные проявления народной любви, как правило, приносили тебе неприятности. О каждом твоем шаге и каждом слове доносили наверх.

Хорошо помню запись в твоем дневнике: «Как-то в 1964 году меня пригласил к себе Брежнев. При личной встрече с ним мне было сказано: «Вот вы встречаетесь со своими дружками и критикуете Хрущева... Да и вообще вы слишком много позволяете себе говорить, давая нелестные характеристики некоторым руководителям партии и правительства, критикуете руководство Министерства обороны и прочих. Не забывайте, что за такие разговоры вы можете быть крепко наказаны».

Я спросил: «А кто вам об этом сказал?».

«У нас верная информация», — ответил Брежнев. Он еще раз напомнил от имени Хрущева, чтобы я вел себя тише воды, ниже травы»... Выходит, что те, кто пропагандировал развертывание борьбы с последствиями культа личности, сами встали на путь культа личности, насаждая его всеми способами, вплоть до угроз расправой.

В последние годы вы частенько раздумывали с мамой, кто «стучит» на тебя из близких знакомых, кто «приставленный», а кто из порядочных. И повторяли не раз: «У стен есть уши...»

В 1960 году на похоронах генерала Крюкова, мужа Лидии Руслановой, которого ты уважал, как умного и храброго генерала, ты встретился с бывшими сослуживцами-генералами и С.М. Буденным. Поговорили о делах давно минувших дней, о пенсиях. Обычные разговоры в кругу друзей. Но после похорон тебе позвонили из партконтроля при ЦК КПСС и сказали, чтобы зашел. Тебе предъявили обвинение, что неодобрительно отзываешься о снижении пенсий, о роли в этом деле Малиновского и вообще недостаточно уважительно относишься к руководству ЦК. Тебя заставили дать письменное показание.

Через пару недель вновь вызвали, но уже на заседание Комитета партийного контроля, где председательствовал сам Шверник. Он счел уместным погрозить пальцем: «Смотри, товарищ Жуков, может хуже получиться. Не забывай свое положение».

Особенно запомнилась мне другая история. Как-то еще при Хрущеве вы пришли с мамой в Большой театр. В правительственной ложе перед началом спектакля появился Хрущев со свитой. Все встали и зааплодировали. Только ты и мама продолжали сидеть. Позже позвонил Хрущев. У вас состоялся с ним большой разговор. Хрущев сказал, что ты чересчур горд и щепетилен, прошло шесть лет, а ты не проявил признаков покорности. Затем уточнил: «Ты недавно был с женой в театре. Только мы вошли — весь зал встал и приветствовал членов Президиума, и только ты с женой не поднялся и даже не повернул головы в нашу сторону. Я не заметил этой выходки, но мое внимание обратил Брежнев. Что у тебя — заднее место свинцом налито, что ты не мог подняться? Зачем тебе нужно было на глазах многих тысяч подчеркивать свою нелояльность?». Ты ответил, что у тебя радикулит...

В 1957 году, будучи Министром обороны, ты поехал в Ленинград на празднование Дня Военно-Морского Флота. Ранним утром тебя встречал Фрол Козлов, первый секретарь Ленинградского обкома КПСС. Вы ехали по улицам города, а на тротуарах ты увидел множество народу. Люди с радостными, светлыми лицами приветствовали тебя.

«Зачем вы нагнали столько народу, им же работать надо», — сказал ты Козлову. «Георгий Константинович, — был ответ, — они сами пришли, никто их не заставлял. Ленинградцы вас любят и никогда не забудут».

Да, ленинградцы помнят и любят тебя! Но не все... Вот не так давно один ветеран обратился к Собчаку, чтобы тот своей властью положил конец оголтелому очернению Жукова, а заодно ускорил сооружение памятника. Собчак, как рассказали мне, дал ответ: «Подумаешь, кто такой этот ваш Жуков?».

Ходит слух, что тебя лишили звания почетного гражданина города Берлина. Зато Горбачев (один секретарь обкома, который пролез в Политбюро и порушил нашу державу) без зазрения совести стал «лучшим немцем». Кое-кто ждал от Горбачева, что он тебя реабилитирует, снимет обвинения, предъявленные тебе на октябрьском (1957 года) Пленуме ЦК КПСС. Мне говорили: «Теперь ведь ТАМ совсем другие люди, теперь ТАМ по-иному относятся к Жукову. Уж они-то восстановят справедливость!». Наивные люди, ТАМ отношения к Жукову не меняли, ТАМ к русским патриотам стали относиться еще хуже.

Некоторые ветераны советовали написать прошение А.Н. Яковлеву, мол, пора восстановить справедливость. Но интуиция подсказала: не пиши, бесполезно. Теперь вижу, что поступила верно...

При Горбачеве отменили военные парады. Для кого как, а для меня они были предметом гордости за нашу армию, страну, от них на душе становилось спокойнее. Мы знали: есть кому и чем защищать Родину. А теперь что? Недавно по телевидению несколько раз показывали, как уничтожаются наши танки. И это делали рабочие, им, наверное, хорошо заплатили... Там еще ходил с инспекцией какой-то американский генерал в берете, а наш русский генерал точно в такой же форме (сроднились) стирал с брони снег и по-холуйски показывал номер. А американец сверял его. Я не могла на это спокойно смотреть! Представляю, каково было бы тебе, отец...

Для тех, кто не понимает что к чему, талдычат: борьба с тоталитаризмом и милитаризмом! Отменили даже «военку» в школе... А в одной передаче по телевидению высказали мнение, что Жукову памятник в Москве ставить не надо, тоже «насаждает милитаризм»!

Зачем отныне русским уметь держать в руках автомат, они должны встречать оккупантов с распростертыми объятиями!

Много раз я рассказывала тебе взахлеб о занятиях «военкой» в школе, о том, как на уроке разбирали автомат Калашникова. Позже, в институте, когда тебя уже не было в живых, у нас тоже было военное дело. Все девчонки отбоярились, а я не стала. Наш полковник говорил: «Стыдно дочке Жукова не знать военного дела!» или «Стыдно дочке Жукова плохо стрелять...». Может быть, это у меня наследственное?

Мама в молодости отлично стреляла, даже участвовала в соревнованиях по стрельбе из пистолета. Ты как-то рассказывал, что, командуя войсками Уральского военного округа, набирал команду спортсменов-стрелков. Так тебе в руки попалось мамино личное дело...

(Продолжение следует).
Раздел : Страницы истории, Дата публикации : 2012-03-01 , Автор статьи :