У горя нет конкретного лица и нет узнаваемого адреса. Оно может прятаться за высоким навороченным забором, а может выглядывать из маленькой хатки. Человек нищ, гол и беспомощен перед ним, как последняя травинка. Вся разница в том, что начинается после.

Восемь лет как семья Михиенко из Славянска-на-Кубани живет без мамы, жены и невестки, но ее глава настаивает на том, что это семья:

— А как же женщина одна детей тянет — и никто ей памятников не ставит?

Восемь лет он запрещает себе хандрить и впадать в депрессию, от отчаяния спасается работой и заботами о сыновьях:

— Меня мои пацаны вернули к жизни.

Узнав, что я собираюсь написать о нем и его мальчиках, он в восторг не приходит: «Зачем?». После моей тирады: а почему же не написать о приличном человеке, газетные страницы ведь совсем другими примерами пестрят — он соглашается, но: «Вы лучше о бабушке напишите, без нее мы бы пропали».

Оговорюсь сразу, знакомство с папой было заочным. Чтобы растить детей, Валерию Михиенко приходится неделями пропадать на дальних объектах. Сегодня его бригада строит в Геленджике. Но портрет главы с успехом нарисовало его семейство.

Бабушка (Валентина Филипповна — мама Валерия) — быстрая, худенькая, очень доброжелательная женщина. Сразу видно, не придерживается авторитарных методов воспитания, она с внуками… дружит. Все трое встречают меня у калитки, проводят («ой, не смотрите, у нас долгоиграющий ремонт») в дом. Дом когда-то был саманным домиком, но стараниями Валерия, строителя-электромонтажника по профессии и мастера золотые руки по жизни, он стал кирпичным снаружи и обретает лоск изнутри. Две комнаты готовы. С одной, для мальчиков, папа торопился к учебному году закончить, здесь уже новые пластиковые окна, мебель, мягкий уголок, стол с компьютером и пока еще летняя вольница с игрушками на полу. Хозяева, девятилетний Ваня и восьмилетний Андрюша, показывают дом: это комната для бабушки, это для папы. С гордостью за папу открывают дверь в ванную — евроремонт и во вкусе не откажешь. Новая колонка, стиральная машина... В прихожей, как и во всем доме, теплые полы. На маленькой кухне еще приходится уживаться с ремонтом.

Вот бывают такие дома, где вроде и до музейного порядка далеко, и много еще где надо руки приложить, а чувствуешь себя там тепло и уютно. Мы с Валентиной Филипповной устраиваемся на диване, а мальчики (один дополнение другого — быстрый, голубоглазый, сияющий улыбкой Ваня и молчаливый, ласковый, с грустными карими глазами Андрей) достают из-под горы игрушек огромные фотоальбомы. Фотоаппарат — обязательный участник всех семейных событий, вечерних посиделок и совместных дел.

Никак нельзя обойти разговор о грустном. Не зная, как затронуть деликатную тему, поглядываю на мальчиков: удобно ли при них? Валентина Филипповна ловит мой взгляд: они все знают, видят маму на свадебных фотографиях, на видео, мы не скрываем.

— Десять лет назад мы переехали на Кубань из Красноярска, — говорит она, поглаживая фото, где еще все счастливы. — Здесь жила Валерина тетка, моя золовка. Сюда мы в отпуск на фрукты ездили практически каждый год. Этот домик остался как наследство.

Валера и Танечка закончили учебу, вот и решили мы перебраться ближе к теплу. С Таней мой сын вместе учился в техникуме, там и познакомились, поженились. У меня появилась не невестка — дочка. Я не видела еще, чтобы молодые так дружно жили, были так по-взрослому бережны друг к другу и предупредительны. Они жили друг для друга.

Ванечка родился, можно сказать, в дороге. Только с поезда — и в роддом. Это солнечный мальчик, столько ему любви досталось. Валера сразу на работу устроился в строительную фирму, Таня тоже пошла работать. Я всю трудовую жизнь была связистом, с землей дела не имела. Но соседи где советом, где семенами и рассадой помогали, и я такой огород засадила, цветов развела — море. Кстати, неправду говорят, что, мол, кубанцы — сложный народ. Как ты к людям, так и они к тебе.

Вот… А тут молодые обрадовали меня известием о… внучке. Правда, получился еще один внук, зато особенный. Всю беременность Таня наблюдалась у врачей, все было в норме. А в восемь месяцев пошла рвота, я еще подумала: может, поздний токсикоз… Но роды прошли хорошо, Андрюша родился здоровенький, развивался нормально. А Таня начала гаснуть. Диагноз поверг нас в шок: онкология в последней стадии. Ее не стало, когда малышу было два месяца.

Я не знаю, как проводится краевой конкурс «на лучшего папу» среди отцов, в одиночку воспитывающих детей, и по каким критериям выбирают одного среди многих. По-моему, все они, в силу разных обстоятельств вынужденные взять на себя двойной груз родительских обязанностей, достойны того, чтобы о них знало общество. Само существование этого конкурса, по сути предполагающего наличие отцовских чувств разве что в экстремальных обстоятельствах (ведь рассматриваются только неполные семьи, т.е. одинокие папы), высветило проблему.

Хотя в православной традиции отец и мать — это два берега у одной реки, но российская практика все же закрепила обязанности по воспитанию и содержанию детей за матерью. Ей достается и слава (ордена, праздники в честь матери), и хула (новостью дня до сих пор становятся матери-отказницы и матери-преступницы, избавляющиеся от новорожденных). При этом отцы как бы не существуют или в лучшем случае им отводится второй план. Хотя понятно, что планируемая многодетность возможна только в полной семье, а отказ от ребенка следует за исчезновением отца. Но так повелось. Так что конкурс, если бы его не было, следовало придумать уже хотя бы поэтому — обратить внимание на сильную половину человечества в моменты, когда она действительно бывает сильной.

Кстати, в различных словарях слово «отец» дается в основном в трех основных ипостасях. Это тот, у кого есть дети, духовное лицо и как обращение к постороннему пожилому мужчине. А вот в словаре Даля дано множество ролей мужчины-отца. Отец родной, кровный и отчим — отец по матери (но все равно отец!), отец названный (когда дети приемные) и отец посаженный (на время свадебного обряда), отец крестный и духовник — отец духовный, батюшка.

Оказывается, слово «отец» мы произносим со множеством оттенков, не задумываясь о первооснове и не относя это собственно к отцу как таковому. Даже те, кто не знал своего кровного отца или не имеет доброй памяти о нем, поминают некий образ защиты, оберега постоянно. «Отче наш…» самая сильная и памятная молитва, знакомая каждому православному с юных лет. А «Люблю Отчизну я…», «Отечество нам Царское село…»

Мальчики наперебой показывают фотографии: вот они с папой играют в шахматы, вот сражаются в бадминтон, вот на море купаются.

— Когда Валера дома, — рассказывает Валентина Филипповна, — мальчики от него не отходят. Все вместе делают, папа их в работу вовлекает — одному веник в руки, другой на посылках. Обязательно водит их в парк, стреляют в тире. Мальчишки засыпают его сотнями «почему?». Он терпеливо отвечает. Отец для них непререкаемый авторитет. Они так скучают друг без друга. Летом Валера берет их с собой на стройку. Недавно в Геленджике были, купались, загорали. Тяжело ему там с ними справляться — и покормить и проследить. Но они же растут, общение с отцом ничем не заменишь, да и видят, как ему копейка достается.

Мальчики учатся в славянской кадетской школе имени Героя России майора Сергея Таранца, погибшего в Чечне. Ваня уже кадет («Ефрейтор», — смеется отец), Андрюша в сентябре станет им, уже шьют форму. Интересуюсь доходом семьи. По четыре тысячи получают мальчики как воспитывающиеся без матери, пять тысяч рублей — пенсия бабушки. Все, что зарабатывает отец, идет на дом и еще долго будет идти. Кадетская форма стоит четыре тысячи рублей, финансовую помощь в ее приобретении никто не предлагал. Михиенко не просят, с протянутой рукой ходить не привыкли. Глава семьи считает, что со своими проблемами они должны справляться сами.

— Но путевки в летний лагерь или в детский санаторий неужто не предлагали? — допытываюсь я.

Если на конкурс выдвинули (сначала в районе Валерий Михиенко стал лучшим папой, потом в крае), значит, о семье знали? Почему же ни в одной программе не нашлось им места? По собственному опыту знаю, что в школах в конце года собирают бумажки от родителей — где дети проведут лето, причем каждый месяц отдельно. Неужели никого не резануло, что лето Ваня и Андрей проводят с бабушкой… на огороде или с папой на стройке? Не хочется морализировать, но сколько надзирающих служб ни плоди (уже и департамент отдельный сделали), чиновник остается чиновником — бездушным исполнителем.

Все трое вызываются меня проводить. После дождя и без того не видавшая грейдера улица Колхозная стала не то что непроезжей — непроходимой. Идем по узкому тротуару. Мальчики ведут себя как все мальчики на свете — шалят. Ни ремня, ни лозины в доме не водится, но бабушку они слушаются. Единственный пример непослушания, и то непреднамеренного, удается вспомнить Андрею. Тот, вернувшись из школы, вызвался проводить симпатичную соседку-одноклассницу. Проводил и задержался маленький джентльмен у ее калитки. А бабушка, не обнаружив внука в положенный час дома, забила тревогу. Пила потом валерьянку, и был разговор у сына с папой. Мужской.
Раздел : Семья, Дата публикации : 2011-08-25 , Автор статьи : Любовь ЧУЦКОВА