Ветераны… Уже не все они могут прийти на праздничный Парад Победы. Все меньше их становится. Тем ценнее наша память, которая сохраняет их подвиг для потомков, для тех, кому жить и давать жизнь следующим поколениям. Главная примета дня 9 Мая 2011 года в городе-герое Новороссийске — почетные караулы школьников возле каждого монумента и памятного знака, посвященного Великой Отечественной войне. В этом — самый большой смысл праздника.

Военная биография Николая Андреевича КАРПЕНКО, наверное, самая короткая из доживших до Победы ветеранов. Совсем недолго ему довелось воевать. В начале лета 1941 года направили из Урюпинска в Белоруссию, недалеко от границы. Предстояло служить в пехотном полку командиром пулеметного взвода.

— Толком я не успел даже обжиться и притереться на службе, как внезапно грянула война. Когда ранним утром нам объявили тревогу, мы сначала посчитали, что это учебная тревога. Но тут началась бомбежка, потом артобстрел. Война!..

Хаос творился невероятный. Все смешалось в кровавое месиво. После небольшого перехода вступили в первый бой. С винтовками и пулеметами против танков. Боеприпасов почти не было. Разве можно штыками остановить такую махину? И немцы в своих серо-зеленых мундирах шли словно саранча — так много, казалось, их было.

— Бой был жуткий. Моих товарищей расстреливали в упор из пушек, давили гусеницами. Многие из них навеки остались восемнадцати- и девятнадцатилетними… Из того первого боя нас в живых вышло лишь 12 человек. Мы оказались в ловушке, в окружении, далеко позади наступавших фашистов. Стали пробиваться к своим через белорусские леса и болота. Сколько шли — трудно сказать. Голодные, оборванные, грязные, все-таки мы вышли к своим.

Снова начались бои, уже на сформированном Северо-Западном фронте. Опять отступление с тяжелыми потерями. И вот в одном из боев 29 июля, всего через пять недель после начала войны, лейтенант Карпенко получает осколком снаряда, как записано в документах, слепое ранение грудной клетки. На самом деле в грудь впились сразу 11 осколков. Вражеский снаряд попал прямо в центр обороны пулеметного взвода. Погибло много ребят, а их молоденький командир лишь чудом уцелел. За тот бой он был представлен к медали «За отвагу».

Но ранение оказалось настолько тяжелым, что его переводили из одного госпиталя в другой, все дальше и дальше в тыл. Сделали несколько операций, удалили перебитое ребро. И только 14 марта 1943 года, уже в госпитале Иркутска, сделали запись, что он признан негодным к прохождению службы. О том, как сложилась дальнейшая судьба лейтенанта, свидетельствует еще одна его награда — медаль «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны».

Среди множества наград Лидии Васильевны САВИНОЙ медаль «За оборону Ленинграда» — самая ценная. Надо было одолеть не только жестокого врага, но и голодную смерть.

— Бомбежки начались с первых дней войны. Очень быстро подошел фронт к Ленинграду, быстро немцы взяли город в кольцо. И уже 7 ноября у нас был полный голод. Поесть собирали вьющуюся такую траву, мокрицу, она у нас вместо салата была. А из лебеды ели суп за милую душу, еще и добавки умоляли дать. Но не давали никому. И что удивительно — ни отравлений, ни дизентерии никакой не было. Не то что сейчас: чуть что не то съешь — в больницу. А тогда, наверное, организм сам себя мобилизовал.

В первую блокадную зиму от истощения и простуды умер отец. В марте 1942 года под бомбежкой погибла мама. Младшую сестренку эвакуировали на Большую землю. А Лиду в числе других девушек-санинструкторов 28 марта мобилизовали в местную противовоздушную оборону. И с этого момента они считались военнообязанными. Всех девчат распределили заместителями начальников штабов жилых кварталов. В их обязанности входило то, что сейчас называется гражданской обороной. Работали непосредственно с населением. Если бомбежка или артобстрел, они должны были следить за тем, чтобы все успевали спуститься в бомбоубежища, расставляли дежурных на крышах, чтобы сбрасывали зажигательные бомбы. Раненым оказывали первую медицинскую помощь и доставляли их в госпитали и больницы. По ночам обязательно следили за соблюдением светомаскировки, чтобы ни в одном окне не было ни малейшего огонька.

— Вот в этом заключалась наша служба. Это был тот же самый фронт, даже хуже. Каждый день обстрелы и бомбежки. Беспрерывно. Нескончаемо… Страшно, когда делаешь раненому перевязку и видишь, что его искалечило. Перевязываешь и думаешь про себя: «Господи, хоть бы меня сразу убило, чтобы не остаться калекой на всю жизнь!». У нас восемь девушек погибли из батальона под обстрелами и бомбежками… Если бы я не служила в МПВО, то наверняка бы не выжила в блокаду из-за голода. Неработающие получали по 125 граммов хлеба в день, остаться в живых было бы невозможно. А так нам выдавали паек по полкило хлеба и кормили, хоть и символически, три раза в день. И хлеб мы старались не сразу весь съедать, а сначала сушили его на буржуйке, а потом грызли эти сухарики. Так вроде бы дольше получалось. И вы знаете, во время блокады мысли о еде сводились только к хлебу. Вот, думала, закончится война, я возьму огромный кусок хлеба, намажу его маслом, посыплю сахаром и съем с чаем!

В день, когда началась война, Раиса Яковлевна ЯРОВАЯ с подружками готовилась к экзаменам в Новороссийском учительском институте, где училась тогда на преподавателя русского языка и литературы. Вечером девушки собирались пойти на танцы в клуб портовиков. Но планы на многие годы вперед, а может, и на всю оставшуюся жизнь изменила война.

— Когда уже шли бои за Одессу, затем Севастополь и Керчь, наш город стал фактически прифронтовым. Потому что через него шла эвакуация раненых и гражданского населения, а на фронт отправлялось пополнение, боеприпасы и продовольствие. И мы, молодежь, перегружали с кораблей на железнодорожные эшелоны раненых. Навсегда врезалось в память, как впервые я спустилась по трапу в трюм, к раненым, а там такой застоявшийся запах крови и боли, что он еще долгое время меня преследовал.

Устроилась вольнонаемной на Новороссийскую военно-морскую базу, в продовольственный отдел по снабжению кораблей и береговых частей Черноморского флота. Когда фашисты вплотную приблизились к городу, был приказ ничего не оставлять врагу. Начали эвакуировать склады в сторону Геленджика. Раису взяли с собой моряки 202-го отдельного батальона связи ВВС Черноморского флота. С этим батальоном она и пройдет до конца войны, так и оставшись вольнонаемной. Освобождала Новороссийск, Керчь и Ростов-на-Дону, затем Донбасс. И завершились бои для батальона уже в Крыму.

— В батальоне я стала медсестрой. Многому война научила меня, городскую девушку: муку на жерновах молоть, в дождливую погоду под телегой огонь разводить, в наряде стоять, под пулями с поля боя раненых выносить. Среди трупов ползаешь, ищешь раненых, а вокруг тебя то нога без туловища, то голова отдельно, то оторванные руки. Жуткие картины побоища. Привыкнуть к такому невозможно. И забыть — тоже. Мы прошли через ад…

Александр Макарович ЭКТИБАРОВ, кавалер орденов Красной Звезды, Отечественной войны I и II степеней, награжденный медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Кавказа», «За взятие Праги», «За победу над Германией», на фронт ушел добровольцем по комсомольскому призыву уже через два месяца после начала войны. После основательной подготовки в апреле 1942 года его направили рядовым стрелком в 4-ю воздушную маневренно-десантную бригаду, где он получил первое крещение огнем.

— Подняли нас ночью и в полной боевой выкладке погрузили в самолет. Высаживались еще в темноте. Много позже узнали, что десантировали нас в районе Керчи. А немцы засекли самолет, взяли его и парашютистов в перекрестный свет прожекторов и трассирующих очередей зениток. Все ли остались живы — так и не знаю до сих пор. Я в числе восьми человек высадился прямо в море. А тут подоспел к нам пограничный катер, моряки помогли подняться на борт.

К утру парашютистов переправили в Тамань, затем в Гулькевичи. Еще через три месяца в составе группы бойцов его определили в 253-й минометный полк в качестве пополнения.

— И вот мой первый бой, который, наверное, запоминается каждому человеку. Это произошло на Кубани, в районе станицы Анастасиевской. Пошли в атаку, фашисты ожесточенно огрызались. Повсюду разрывы, стрекот пулеметов, автоматные очереди, ружейные залпы. Но наша сила оказалась мощнее, мы сломили сопротивление врага, немцы отступили.

Под Темрюком, куда был переброшен полк, получил контузию и был ранен в плечо. Трехнедельное лечение в полевом госпитале — и он снова в строю. После кровопролитных боев на Кубани фронтовые дороги вели его через освобождение городов Перечина, Ужгорода. Затем были Польша и Чехословакия.

— Вошли в город Мораву 1 мая 1945 года и двинулись на Прагу, которую освободили в День Победы. Но многих своих товарищей я потерял уже после официального окончания войны, 10 и 11 мая, когда завязался жесточайший бой в нескольких километрах от Праги. Там в лесу засел большой отряд эсэсовцев, около тысячи человек. Видимо, они хотели прорваться на запад, чтобы сдаться американцам и англичанам. Но мы не дали им возможности уйти от справедливого возмездия. Тех из них, кто уцелел после того двухдневного боя, мы пленили. Правда, и наших солдат, моих фронтовых друзей, полегло тогда немало. Была у нас в полку санитарка, очень красивая и смелая девушка… Всю войну прошла, а погибла, считай, после войны, в самом последнем бою той страшной войны. Обидно было до слез…

Новороссийск.
Раздел : Страницы истории, Дата публикации : 2011-05-06 , Автор статьи : Евгений РОЖАНСКИЙ